Былинка быстро села на место, а Миронов так и остался стоять у двери.
— Ты почему, Миронов, только на последний урок явился? — спросила Екатерина Ивановна.
У Миронова задрожали губы.
— А я думал, что мне не надо уже в школу ходить.
— Почему же это не надо? Тебе еще много лет придется ходить в школу.
— Я фонарь разбил, — сказал вдруг Миронов и посмотрел на Екатерину Ивановну.
— Вот что, — сказала Екатерина Ивановна. — Ну, пойди сядь на место.
В классе стало тихо. Только слышно было, как скрипят сапоги Миронова.
Миронов неловко опустился на парту, поерзал и посмотрел искоса на Кисселя и Соколова. Оба они, не сводя глаз, смотрели со своих парт вверх — на Екатерину Ивановну. У Кисселя горели уши, а Соколов часто мигал, будто ему попала в глаз соринка.
— Как же это случилось? — спросила Екатерина Ивановна.
Миронов ничего не ответил.
— Ты один это сделал, или тебе помогал кто-нибудь?
— Один, — сказал Миронов почти шепотом.
— Что? — переспросила Екатерина Ивановна.
— Он один, — сказал Киссель громко.
— Это правда?
— Правда, — сказал Киссель. — Он его камнем раскокал.
— А ты откуда это знаешь? — спросила Екатерина Ивановна.
— Да мы с Соколовым видели.
Екатерина Ивановна повернулась к Соколову.
— И ты видел?
— Видел, — сказал Соколов, не глядя на Екатерину Ивановну.
— Что же, вы с Кисселем только стояли и смотрели? Почему вы ему не сказали, что этого нельзя делать?
— Да мы ему говорили, — пробормотал Киссель.
— Врешь, — сказал Миронов, вскочив с места, — вы сами в фонарь камни кидали, вы первые начали!
— Ну и что ж, что кидали! — закричал Киссель. — Все равно ты разбил фонарь, а не мы!
— Нет, не все равно, — сказала Екатерина Ивановна. — Все трое одинаково виноваты. Да нет, Миронов, пожалуй, меньше, чем вы, виноват. Он сам сознался, а вы на него все хотели свалить. Эх вы, трусы!
Больше Екатерина Ивановна ничего не сказала. Она открыла стеклянный шкаф и достала оттуда чучела суслика, зайца и белки.
— Приготовьте ваши тетради по естествознанию. Шурук, иди, ты будешь писать на доске.
В самом конце урока Карасева вдруг поднялась и спросила:
— Екатерина Ивановна, а что, на нашей улице новый фонарь будет?
— Конечно, будет, — сказала Екатерина Ивановна. — Не оставлять же из-за вас всю улицу в темноте.
Через три дня вечером, когда в доме у Мироновых укладывались спать, Горчица, медленно шаркая, обошла всю квартиру и одну за другой потушила все три лампы, комнатах стало темно.
Миронов лежал на своем диване и смотрел в темное окно. Окно было пустое, черное, и с улицы в него часто постукивал дождик.
