Кончили есть щи. Принялись за второе.
Мать раскладывает по тарелкам картошку и спрашивает:
— В школе был или по улицам гонял?
— В школе, — отвечает Миронов. — У нас там новая учительница.
— Как? А Софья Федоровна где?
— Верно, уволили, — отзывается басом Горчица.
— Она старинная учительница, — говорит мать, — она еще в прогимназии учила.
— Ну вот, за то и уволили. И уж, конечно, какую-нибудь комсомолку взяли, — гудит Горчица.
— Раньше из одной школы уволили, — говорит мать, — а вот теперь из другой. И куда она, несчастная, денется!
— И жить не дают, и не умерщвляют, — басит Горчица.
Мать покачала головой.
— По правде сказать, не очень-то она годится в учительницы. В голове у нее что-то повредилось.
— От тяжелой жизни, не перенесла революции, — бухает Горчица.
И все умолкают до конца обеда.
Как только встали из-за стола. Миронов схватил пустое ведро и как был, без шапки и без жакета, выбежал за ворота.
На улице он остановился на минутку, вдохнул полной грудью прохладный и свежий воздух и побежал с бугров вниз, на андреевский двор.
Это широкий мощеный двор. Дом в два этажа — выше его нет на всей Гражданской улице. Со всех сторон облеплен он разной высоты пристройками и крылечками, весь набит жильцами. И никак не запомнить, у кого какое крылечко, кто в какую дверь входит и выходит.
Перед самым большим крыльцом врыта в землю железная колонка с ручкой и краном. Если раскачать ручку как следует, из крана потечет вода.
По двору носятся андреевские ребята — катают обручи, обстреливают из рогаток крыши сараев. Маня Карасева стоит у колодца. Ватное пальтишко ее застегнуто на все пуговицы. Голова повязана белым пуховым платком.
Стоит она у колодца — и ни с места. Насупившись, глядит на ребят. Видно, никак не придумает, что ей делать.
А в игру ребята ее не берут, матери ее боятся.
Миронов поставил ведро под кран и начал качать ручку. Туго поддается ручка. В трубе что-то пищит, посапывает, а вода не идет.
Наконец забулькало внутри колодца, и в ведре зазвенела тоненькая струйка воды.
— Ты зачем к нашему колодцу пришел? — крикнула вдруг Маня Карасева.
Миронов ничего ей не ответил. Некогда ему было отвечать.
— К нашему колодцу мы скоро замок привесим, — опять говорит Маня Карасева.
— Не имеете права вешать. Колодец не ваш, а общий, — крикнул Миронов.
— Нет, наш.
— Нет, не ваш.
— Нет, наш, раз наша ручка привинчена.
— Можете свою ручку отвинтить, мы другую приделаем.
Посмотрела на Миронова Маня Карасева и не знает, что сказать.
