Человекообразная обезьяна определенно не сможет выполнить такое задание, поскольку оно требует мыс- \l‑iiiilix манипуляций «машчеекпми» (условными) знаками, что является основой языка Тем не мепсе. А" какой степени речь является необходимым уаовиеы рассуждений «если… то» — особенно в новых ситуациях? Что. если бы вы попробовали провести эксперимент с пациентами, страдающими афазией Вериике [72]. не понимающими речь? Или с афазией Брока[73], при которой люди имеют трудности с такими грамматиче- ски — функциональнымн образованиями, как «если… то»? Такие эксперименты могут сильно помочь нам в изучении неуловимого раздела между речью и мышлением.
А как насчет способностей, которые требуются для игры в шахматы {необходимость предположения «если., то»), решения алгебраических задач (у Джона и Мэри было девять яблок: у Джона было вдвое больше, чем у Мэри Сколько яблок было у каждого?) или составления компьютерных программ? Могут ли больные с афазией Брока или Вернике выполнять такие задания, если предположить, что они были хорошими шахматистами, математиками или программистами до болезни? И наконец, у классической алгебры есть собственный «синтаксис», у программирования — свой «язык», но до какой степени они подключаются к механизмам мозга как естественный язык?
Однако не слишком ли мы перегибаем палку? В конечном счете большинство из нас может представлять себе последовательность зрительных образов, не называя в уме такие слова, как «если., то», — так зачем вообще ссылаться на язык? Однако здесь нам нужно быть осторожнее, чтобы не потонуть в интроспекции; ведь вполне возможно, что даже то, что воспринимается как жонглирование зрительными символами, может быть безмолвным бессознательным использованием тех же нервных механизмов, что и в определенных аспектах речи.
6. Но не приводит ли этот взгляд на «репрезентацию репрезентации» к бесконечному регрессу? Не понадобится ли вам еще и третичная репрезентация вторичной репрезентации?
Это необязательно. Представьте себе предложение: «Я знаю, что он знает, что я знаю, что он угнал мою машину». Оно влечет за собой репрезентацию его репрезентации моей репрезентации. Но если я пойду дальше, то не смогу удерживать большее количество репрезентаций одновременно; они начнут угасать, как эхо. (Хотя я могу вычислить их в уме.) Одна метарепрезентация уже является большим подспорьем, и здесь у эволюции может просто не быть иного выбора, кроме как развивать способность к ограничениям, учитывая наши уже существующие лимиты памяти и внимания. Сознание имеет гораздо более ограниченные возможности. чем мы обычно полагаем.
