Глава 3. Художественный мозг
В этой главе — самой рискованной в книге — я рассматриваю один из древнейших вопросов философии. психологии и антропологии: что такое искусство? Что имел в виду Пикассо, когда сказал: «Искусство — это ложь, которая разоблачает правду?».
Как мы видели, нейрофизиологи совершили некоторый прорыв в понимании неврологических основ таких психологических феноменов, как образ тела или зрительное восприятие. Однако можно ли сказать такое об искусстве, учитывая, что оно несомненно рождается в мозгу?
Мы можем, в частности, спросить, существуют ли художественные универсалии? Безусловно, в мирр бессчетное количество национальных культур и художественных стилей: тибетское искусство, классическое античное, искусство Возрождения, кубизм, экспрессиопизм, индийское искусство, доколумбовое искусство, дадаизм…[30] — этот список не имеет конца. Тем не менее, несмотря на такое ошеломляющее разнообразие можем ли мы вычлепить некоторые универсальные законы или принципы, которые действуют в рамках этих культурных традиций и стилей?
Многим социологам этот вопрос может показаться бессмысленным- В конце концов, наука имеет дело с всеобщими принципами, тогда как искусство — предельное торжество человеческой индивидуальности и оригинальности — антидот всеохватывающего эффекта науки. Конечно, в этом содержится доля истины, но в этой главе я хотел бы заявить, что такие законы существуют.
Прежде всего, хочу сказать следующее. Когда я заявляю о «художественных универсалиях», я не отвергаю громадную роль, которую играет искусство. Естественно, без культуры не было бы никаких разнообразных стилей — но из этого не следует, что искусство полностью уникально и произвольно и не подчиняется никаким универсальным законам.
Иными словами, предположим, что 90 % многообразия, которое мы видим в искусстве, вызвано культурными различиями или, говоря циничнее, молотком аукционера, и только 10 % — универсальными законами, которые являются всеобщими для мозга всех людей. 90 % искуссчва, цринадлежащего культуре, — это то, что большинству людей уже известно и называется историей искусства. Как ученого меня ингересуют эти 10 %, а не то бесконечное разнообразие, навязанное культурой. Преимущество ученого, в отличие от философа, заключается в том, что теперь мы можем проверять свои догадки, непосредственно эмпирически изучая мозг.
У этой новой дисциплины есть имя. Мой коллега Семир Зеки назвал ее нейроэстетикой, желая досадить философам.
