Изабелла успокоилась скорее, чем Джин, и убрала подвенечное платье в пластиковый мешок.
– Ладно, дело ваше. В любом случае я успею закончить юбку, – оживилась она. – Зайду еще раз, проверю длину, вот и все.
Как только мать и дочь остались вдвоем, Джин поинтересовалась:
– Что случилось, Маргарет? У тебя неприятности?
– Нет.
– Если что-то случилось, то я не уеду и не оставлю тебя одну.
– Тебя встревожил такой пустяк, как перенос дня свадьбы?
– Значит, в остальном все в порядке?
– Конечно.
На лбу Джин появились две вертикальные морщины, знакомые Маргарет и означающие, что мать волнуется.
– Иногда мне кажется, что я вообще не должна уезжать. Индия – это же безумие.
– Значит, консульская служба направляет Генри в Индию? И тебе придется ехать с ним туда? Может, поэтому ты так и взволнована?
– Должно быть, глупо с моей стороны думать о замужестве после стольких лет вдовства.
– Напротив, это вполне разумно.
Джин выглядела усталой. Казалось, за годы работы в библиотеке она поблекла так же, как обложка книги, когда-то глянцевая. Ей не хватало времени любить мужа и быть любимой. На долю Джин выпала лишь ежедневная рутинная работа и забота о ребенке. Маргарет испытывала такую жалость к матери, что иногда у нее возникало ощущение, будто они поменялись ролями и Джин – ее дочь.
– Знаешь что, мама, – решительно начала Маргарет, – Генри – хороший человек, и тебе очень повезло. Я рада за тебя. Перестань беспокоиться за меня. Все будет в порядке. Я справлюсь с любыми трудностями.
– Верно, ты сильная. Но я оставляю на тебя Найну. Когда на твоем попечении шестилетний ребенок, это не лучшее начало семейной жизни.
– Успокойся. Я люблю Найну, да и Адам не возражает.
– Он действительно благородный принц. Но и ты, Маргарет, принцесса, красивая и добрая. По-моему, ты даже слишком уж хороша.
– Слышу слова любящей матери. А теперь, если не возражаешь, я хочу почитать, а потом пойти прогуляться.
Послеобеденное солнце грело слабо, старый, чахлый куст сирени был еще таким же голым, как зимой. Сидя в кресле у окна, Маргарет разглядывала знакомый пейзаж, а между тем в голове ее роились тревожные мысли.
Девушка радовалась тому, что родилась в этом доме, и теперь, когда мать оставляет дом на нее, возможно, она и умрет здесь. Нет, конечно, не в этой комнате, а в большой, напротив холла, с массивной темной кроватью и гардеробом, который, как казалось Маргарет в детстве, возвышался над ней темным гигантом.
Она вспомнила о своих детских мечтах стать врачом, о том, как представляла себя в операционной или даже в плавучем госпитале, несущим чудеса современной медицины в отдаленные уголки мира.
