Сташины и Романовы были совершенно разными. И в то же время что-то их объединяло. Марченко долго не могла понять, что, а потом вдруг догадалась: их делало схожими одно общее горе. Это оно не давало Светлане улыбаться радостно и ярко, наблюдая за выкрутасами Буси, это оно вставало стеной между внешним миром и взглядом Владимира Фёдоровича, это оно припорошило серой пылью красивые лица Петра и Валентины. Оно выбелило волосы, прорубило глубокие, преждевременные борозды морщин…
Разговор, на удивление, завязался живой и лёгкий. Не прошло и пятнадцати минут, а Лена уже забыла опасения, что может сказать что-то не так, не то, не в тему и почти перестала замечать это странное, тягостное… может, тень беды существовала только в её воображении?
Нет. Романовы и Сташины были просто замечательными людьми, общительными, весёлыми, но в каждой шутке жила грусть, и общение выстраивалось большей частью на воспоминаниях.
— Я понимаю, что для вас это больно, однако по-другому нельзя. Мы назначили на завтра, на одиннадцать утра, проведение следственного эксперимента… — Лена сначала сказала это непринуждённо и легко, а потом только сообразила, что всё-таки нашла нужную точку для приложения тяжёлой фразы.
Все четверо её собеседников одновременно кивнули, а Владимир Фёдорович положил брелок с ключами на стол:
— Возьмите.
Марченко взяла ключи, взвесила на ладони. Самодельный брелок, цветочек, собранный из кусочков кожи, обвязанных крючком… интересно, кто из них вяжет?
— Я надеялась, что вы сможете присутствовать… или для вас это…
Она не договорила, но все присутствующие, кажется, поняли завершение фразы — «или для вас это слишком тяжело».
— Что вы, — усмехнулся за своей стеной Владимир Фёдорович. — Я думал, что нас не допустят, а так, если это разрешено, то мы…
— Мы бы хотели присутствовать все, — закончил за него Пётр, и Лена почувствовала, что не сможет ничего сказать в ответ.
А если скажет хоть слово — заплачет.
Марченко кивнула.
Вскоре разговор продолжился, словно и не было неловкой паузы с ключами. Лена узнавала всё больше интересных подробностей о жизни Димы и Оли. Поначалу ей сложно было понять эту странную жажду делиться рассказами о том, где «Джульетта» любила гулять, с кем «Ромео» дружил, в какой спортивный клуб ходил, в каком хоре пела Оля… потом догадалась: родители точно так же, как она сама, считали, что в незначительных мелочах может таиться разгадка происшествия. Все они могли оказаться важными для следствия.
