— Это почему же «с вами»?
— Ты, поди, и минуты с ним не посидишь…
— Сам бы с ним посидел, — огрызнулась Полина и пошла в избу.
Старуха хлопотала у печи.
— Чем это вы, мама, внуку своему не угодили, что он сбежал от вас?
Мать всплеснула руками и присела на лавку.
— Доченька ты моя, плюнь в глаза, кто скажет чего…
Как начала, так и остановиться не могла: мол, так и этак ублажала мальчишку, ей и самой невдомек, отчего это вдруг убежал.
— Видела я эту Нинку, чтой-то не понравилась она мне, — покачала она головой. — Глаз у нее недобрый, заманчивый. Слышь, бают на селе: Полина, дескать, мать никудышная, так он себе новую подыскал. Своих-то у нее нет, вот и греется.
В избу вошел Павел, остановился в дверях:
— Чего ты, мать, треплешь зря? Про какой глаз заманчивый?
— А ты в наш бабий разговор не встревай, — отмахнулась старуха. — Не твоя забота.
— Тьфу ты, старая! — сплюнул Павел и вышел, хлопнув дверьми. Последнее дело — связываться с тещей.
А бабка подступила к дочке и, бросив взгляд в окошко, задышала ей в самое лицо:
— Чего это он за нее заступается, а? Как думаешь?
— Ладно, мамаша, сама разберусь.
Павел ушел куда-то к дружкам, а Полина добралась до деревни одна. С бабами в пути повстречалась и на Нинку разговор навела. Ничего худого о ней не услыхала, однако все равно от темных подозрений тяжелело сердце. Домой к себе не зашла, а прямо к Пылаевым.
— Тут у вас мой? — спросила она, не глядя никому в глаза.
Василек был в горнице, все сидели за самоваром и пили чай. Полина сняла с него полотенце, оглядела его, сытого да гладкого, и вывела из-за стола.
— Благодарствую на всем, — сухо сказала она и ушла.
Ушла, так и не оставив Нине платочка, купленного в городе.
С тех пор больше не появлялся Василек у Пылаевых.
Пришла осень, с дождями, листопадом и ранними вечерами. Когда смеркалось, Нина, закончив с делами, садилась к окну, глядела на улицу. Мимо проходили девчата и парни — в клуб торопились, и слышно было, как неслись оттуда звуки гармошки, топот и смех. Вспоминала Нина, как и она, бывало, редко, но все же бегала туда. Только давно все это было, так давно, что и не знаешь, точно ли бегала. Все это ей казалось далеким теперь и пустым, даже зависти не было к молодым.
Вдруг начинался дождь. Он крапал по листьям еще неубранной свеклы, шуршал по соломенной крыше, однотонно стучал по окошку. Над деревней нависала низкая туча, быстро темнело. Порывами, словно птицы, сбитые ветром, падали в лужи листья. Нина зажигала лампу, бралась за вязанье, но откладывала и снова сидела у окна. В избах напротив загорался свет. Она включала приемник, влезала на печь, разгребала теплые тулупы, укладывалась там поудобнее и слушала радио. Где-то шумела жизнь, собирались семьи за столом, возились дети. А она вот одна и одна…
