Подобные предположения несерьезны с исторической точки зрения, несмотря на горячую поддержку, которую они встречают в определенных кругах. Помимо всего прочего, они лишают христианство его живой связи с иудейской традицией. Процесс канонизации Писания как иудейского, так и христианского, без сомнения, осложнялся несовершенством человеческих мотивов, однако то же можно сказать и о создании самого Писания. Но канонизация не заключалась в простом предпочтении одних книг перед другими. Предназначение этого процесса заключалось в том, чтобы поведать людям главную историю, создать повествовательный контекст, привносящий смысл и порядок в Божий мир и в жизнь Божьего народа. Большое значение в ранней истории церкви, сохранившей приверженность Библии, имеет тот факт, что христиане, сожженные заживо, брошенные львам и претерпевшие всевозможные другие гонения, пытки и мучения, как правило, читали Матфея, Марка, Луку, Иоанна, Павла и им подобных. Духовность читателей «Фомы» не вызывала обеспокоенности у Римских властей. Причины этого были непосредственно связаны с тем, что эти собрания идей не носят повествовательного характера и даже не пытаются вписать свои идее во всеобъемлющий контекст истории Израиля. В последнее время можно часто услышать мнение о том, что, в отличие от апокрифов, канонические книги были написаны с целью добиться признания в общественном и культурном окружении. Ириней увидел бы в подобных заявлениях мрачную иронию. Он сам вернулся в Лион в качестве епископа после того, как его предшественник вместе с другими христианами принял мученическую смерть в 177 году. Ириней всю жизнь оставался непримиримым противником богословских учений, содержащихся в «Евангелии от Фомы» и других апокрифах, и посвятил свою жизнь толкованию и проповеди Писания. Его труды красноречиво свидетельствуют о том, что именно канонические писания поддерживали раннюю церковь в ее неустанном служении и ее необъяснимой для наблюдавших за ней язычников приверженности совершенной святости.
Повествовательный характер и «иудейское измерение» Писания постепенно отошли на задний план, и Писание стало восприниматься как «последняя инстанция» или предмет Lectio Divina
Церкви нелегко было сохранять иудейское представление о библейской истории. В последующие несколько веков восприятие церковью самой себя и принадлежавшего ей Писания постепенно утратило всякую связь с историей израильского народа. Понятие библейского авторитета, в свою очередь, оказалось лишенным своего повествовательного контекста и одновременно оторванным от дара и замысла царства. Как указывает Телфорд Ворк, многие богословы, и в их числе Августин, сохранили приверженность Божьему слову, неустанно трудясь ради обращения людей к вере, к святости и к спасению. Однако в некоторых вновь зарождающихся традициях утрачено живое восприятие Писания как средства приближения Божьего царства. По нашему определению, авторитет заключается в следующем: «Через Писание Бог приближает свое царство, призывая и взращивая народ нового завета, вожди которого станут учителями и проповедниками Слова». Однако со временем употребление данного понятия свелось к двух конкретным моментам. Прежде всего, Писание стало рассматриваться как своего рада последняя инстанция или свод правил, содержащий доктринальные положения, а также этические принципы и критерии оценки нововведений. Кроме того, Писание стало широко использоваться для lectio divina — методики чтения Библии, благодаря которой каждый читатель мог услышать Божье слово, обращенное лично к нему для совершенствования его духовной и молитвенной жизни.
