Легко понять, что избиратель, даже не искушенный в тонкостях парламентской политики, предпочитал подобной игрушечной оппозиции что-то более реальное. Поскольку Владимир Жириновский, выигравший выборы 1993 г., никогда на роль серьезного противника режима не претендовал, от роста оппозиционных настроений больше всего выигрывали коммунисты. Программные документы, принятые партией в январе 1995 г., отражали ее политические и идеологические противоречия. С одной стороны, программа КПРФ повторяла многое из документов неортодоксальных левых 1989—1992 гг. Социалистическая перспектива общества связывалась не только с исторической миссией рабочего класса, но и с экологическими задачами человечества и появлением новых производительных сил (и новых трудовых слоев). С другой стороны, здесь повторялись привычные для Зюганова положения об особом пути России, «державности» и «духовности». Критикуя режим Ельцина, лидеры КПРФ напоминали, что, по существу, речь идет о реставрации старого самодержавного государства с «законосовещательным» парламентом[118]. Но они же сами призывали к возрождению традиции старой (дооктябрьской) государственности и предрекали, что “демократия” в своем нынешнем проявлении «неизбежно будет заменена на социально-экономическую и политическую систему, соответствующую национальному духу народа. Суть ее: державность, народность, патриотизм и интернационализм»[119]. Такие понятия, как свобода, самоуправление или представительная власть, в лексикон Зюганова не вошли.
Столь же противоречивой оказалась и практическая политика КПРФ, колебавшейся от голосования за бюджет в 1994 г. до требования отставки правительства в 1995 г., от призывов к союзу левых сил до альянса с «патриотической буржуазией». Лозунг модернизации и социального партнерства механически соединился у них с призывами бороться за «русскую идею», сохранять верность православию и защищать ленинские традиции.
Рост влияния КПРФ в 1993—1996 гг. сопровождался попытками возрождения центризма. Одна за другой проходили дискуссии и конференции о необходимости создания сильной социал-демократии в России. Среди выступающих неожиданно появились не только представители социал-демократических групп, но и люди, ранее никакого отношения к ним не имевшие: идеолог перестройки А. Н. Яковлев, «серый кардинал» ельцинского режима Геннадий Бурбулис, бывший мэр Москвы Гавриил Попов, а затем и сам Михаил Горбачев.
Социал-демократические идеи уже были использованы в России в начале «эпохи реформ» как прикрытие для партийно-государственной номенклатуры, стремившейся спокойно и безболезненно освободиться от собственного прошлого и идеологических обязательств. Вопрос о том, можно ли вообще применить в России методы «рыночного регулирования», практиковавшиеся в Швеции или Австрии, мало кого волновал, поскольку никто и не собирался их применять. Это был лишь переходный этап на пути к открыто капиталистической идеологии и политике.
