Когда Геллиг, молча раскланявшись с обществом, исчез вместе с бароном Рихардом, за садовой калиткой, выходившей в парк, Блендорф воскликнул:
– Какой наглец!… Только присутствие дам помешало мне дать ему хороший урок, которого он заслуживал вполне! Но я еще воспользуюсь удобным случаем…
– Надеюсь, – прервала его Полина, – что вы не оскорбите правил гостеприимства и не поселите раздора в моем мирном доме, оскорбив человека, которому я многим обязана!
Мужчины удивленно переглянулись, только Альфред Браатц, приписавший противоречия Полины внезапному раскаянию, горячо пожал ее руку и сказал:
– Сознание, Полина, делает вам много чести, Геллиг, в самом деле, отличный человек! А женщина никогда не бывает более привлекательна, как в ту минуту, когда она сознается в своей слабости!
– Глупости! – закричал полковник. – Блендорф прав: этого мужика давно следует выгнать! Полина глупит и повинуется воле этого человека, не имея смелости прогнать его! Она даже не слушается моего отцовского авторитета!
– Мой друг, ты слишком молод, чтобы справиться с взрослой дочерью, – игриво заметила Сусанна, – и оставь ее в покое! Для этого есть барон Рихард.
– Рихард потворствует ее глупостям, – недовольно проворчал полковник, – к тому же он обожает этого человека и превозносит его не по заслугам! Но я и Блендорф высказали тебе, Полина, наше мнение! И если тебе хочется быть привлекательной перед Альфредом, сознаваясь в своих слабостях, то надеюсь, что в тебе найдется еще настолько гордости твоих предков, чтобы избавить нас от дерзостей этого господина!
– О, папа, неужели ты можешь допустить мысль, что я могу забыть обязанности хозяйки? Но я желаю мира, вот и все!
– Чтобы желание ваше исполнилось, я буду слеп и глух ко всему! – отозвался Блендорф, кланяясь Полине. – Я повинуюсь охотно приказанию и примеру хозяйки!
Все заторопились домой, и Полина с радостью приняла предложенную ей руку Альфреда.
Войдя в свою уединенную комнату, она вздохнула и приняла твердое решение защищать права Геллига против неприязни отца.
Осень быстро наступала, и из окон высокого дома можно было любоваться, как природа постепенно одевала окрестности в осенний наряд.
Теплые вечера позволяли забывать, что на дворе уже сентябрь, и общество по-прежнему пило вечерний чай на открытом воздухе.
Соседний помещик пригласил полковника на охоту. У помещика имелась замечательная свора, и фон Герштейн от души радовался предстоящему удовольствию.
