Высокая фигура в плаще ворвалась в комнату. Длинные темные волосы раскачивались от быстрого шага, а взгляд темно-серых глаз обратился в сверкающе зеленый.
Сердце Киры словно пропустило удар. Менчерес.
Его глаза встретились с ее, казалось, не задержавшись больше ни на ком в комнате. Затем Менчерес остановился, черты его лица затвердели, словно песок, превратившийся в стекло. Ярость, исходившая от него, была почти осязаема, заставляя ее сердце ёкнуть еще раз.
Было ли ее состояние причиной этого гнева? Или же Менчерес был в ярости на нее?
Менчерес быстро пересек комнату к Кире. Ярость охватила его, стоило ему увидеть ее разбитое лицо. Один вдох сказал ему, что, хотя с ней и жестоко обошлись, ее не насиловали, и это изменило приговор ее похитителям от медленной, мучительной смерти к быстрой и весьма болезненной.
А потом Менчерес увидел руку Киры — распухшую, окровавленную и деформированную — с осколками кости, пронзившими кожу. Значит, медленная и мучительная.
Он ни взгляда не бросил на трех вампиров, пока нежно брал ее на руки. Судя по ауре, они были слишком молодыми и слабыми, чтобы представлять для него какую-либо угрозу, даже если он повернется к ним спиной. Губы Менчереса сжались, когда он почувствовал, что Кира вздрогнула от его прикосновения. Было ли это из-за боли, или она боялась его?
Он вскрыл клыками свое запястье, прижимая кровавую рану ко рту Киры. К его облегчению, она не попыталась отвернуться, хотя и поморщилась, когда сглотнула. А затем у нее вырвался хриплый вздох.
— Рука будет болеть во время исцеления. Это быстро пройдет, — сказал Менчерес, удерживая свое запястье прижатым к ее губам. Хотя рана закрылась за секунды, капельки крови, которые Кира могла сглотнуть, все еще цеплялась за его запястье.
Что-то сжалось внизу его живота, когда он почувствовал, как ее теплый язык скользнул по его коже. Прямо у него на глазах нос Киры выпрямился в свою нормальную милую форму, опухший глаз прояснился, губа зажила, рука вытянулась, и пальцы начали терять деформированную кривизну, пока снова не стали прямыми и гладкими. Хотя в крови больше не было необходимости, Менчерес удерживал свое запястье у ее рта просто потому, что хотел ощущать на себе ее губы хоть на несколько мгновений дольше.
— Ага… так ты, должно быть, Менчерес, — раздался голос позади него. — Я Факел, а это Патчи и Призрак.
Он проигнорировал их, сосредоточившись вместо этого на глазах Киры, пока боль оставляла ее взгляд, а дыхание теряло неровность. Она вдохнула, а потом закашлялась, когда оставшаяся в ранее сломанном носе кровь попала обратно в носовые проходы. У Менчереса не было платка, поэтому он вытер лицо Киры рукавом, наконец, убирая запястье от ее рта.
