Она моргнула, и настойчивый натиск исчез из ее головы. Менчерес по-прежнему пристально смотрел на нее своими яркими, нереальными глазами, но она уже не чувствовала желания попасть под власть их свечения.
— Это не работает. — Странное чувство нахлынуло на нее. Сожаление? Облегчение? Кира отбросила его прежде, чем определила, что это было.
Менчерес оказался на другой стороне комнаты спиной к ней прежде, чем она моргнула. Ничего в его положении не выдавало его мыслей.
— Мы попробуем через два дня. — сказал он.
Это будет как раз через неделю после того рокового утра на складе. Как сказал Менчерес, это должно было быть максимальным временем, для удаления защитного эффекта от его крови для стирания памяти. И в голове Киры тут же всплыл вопрос, который тревожил ее ранее.
Что будет, если по прошествии двух дней, он по-прежнему не сможет стереть ее воспоминания? И если Менчерес не сможет заставить ее забыть все, что она узнала о нем и таких же, как он… он когда-нибудь отпустит ее?
* * *
Менчерес лежал на дне бассейна, лучи солнца второй половины дня скользили по непрозрачному стеклу. Он более часа был здесь, в искусственно подогреваемой воде, но даже этого, что обычно расслабляло его, было недостаточно для его успокоения. Он думал о коже Киры под его ртом вчера, о ее вкусе, и ее запахе, ставшем глубже и богаче от возбуждения.
Он знал, что ее возбуждение — лишь ответ на его укус. Менчерес сталкивался с ответом, подобным реакции Киры, бесчисленное количество раз, когда кормился как от мужчин, так и от женщин. Что было действительно странным, так это его собственная реакция. Когда Кира молила его не останавливаться, на мгновение, он заколебался. Он мог пить из нее все время, взять ее, забрав лишь немного крови, но подарив невероятное ощущение от своего укуса, и не только это. Его желание было настолько велико, что причинило физическую боль, когда пришлось отстраниться от Киры. Менчерес не мог вспомнить последний раз, когда бы он хотел кого-то так сильно. Возможно и никогда.
И это была не только похоть. Когда он вновь не смог подчинить ее разум, облегчение, что наполнило его, было неоспоримо. Он задавался вопросом, не было ли его собственное нежелание основной причиной в неспособности стереть память Киры. Да, была и еще одна причина для подобного, но правда состояла в том, что он не желал с ней расставаться. Было странное удовольствие видеть Киру каждый день. Ее голос был великолепен, и волновал его не зависимо даже говорила она с ним или нет, а ее непосредственная близость занимала его мысли намного больше, чем он когда-либо позволит ей знать.
