Положительной стороной стало избавление от месячных, однако лишение возможности материнства было несколько жестоким фактом. Все же Тина из-за болезни выдержала точно такую же неспособность забеременеть. Поэтому Кира не позволяла себе разваливаться на куски по причине своей бесплодности, тем более что она всегда могла усыновить ребенка в будущем, когда достигнет соглашения со всем, что влекла за собой ее новая суть.
— Теперь, — Горгон обернулся, протягивая упаковку для яиц, — давай попробуем снова.
Кира посмотрела на коробок с яйцами со смесью расстройства и решимости. Простое правило для новообращенных вампиров состояло в том, что, если они не в состоянии справиться с упаковкой яиц, не разбив содержимое, тогда они просто не могут находиться рядом с людьми, не рискуя по неосторожности ранить их случайным прикосновением. За прошлые несколько дней Кира уничтожила больше упаковок с яйцами и перепачкала руки в большем количестве желтка, чем ей хотелось бы помнить. Ей до сих пор казалось, что какая-то часть этой липкой субстанции оставалась у нее под ногтями, сколько бы она их не чистила. Однако она делала успехи. Теперь ей удавалось не срывать двери с петель и не проделывать в полу отверстия в качестве следов, а в последней упаковке к концу задания оказалось только одно разбитое яйцо.
Кира пошла к Горгону и потянулась к картонке, мысленно твердя себе “нежнее, нежнее”. Когда ей удалось взять ее из раскрытых ладоней Горгона, и при этом ни одно яйцо не потекло ей на руки, ее губы растянулись в усмешке.
— Ха! — Похоже, пятидесятый раз счастливый.
Улыбка Горгона была полна гордости.
— Теперь, если ты сможешь открыть ее и вынуть несколько яиц, не разбив, ты почти готова снова приблизиться к людям.
Очень медленно Кира открыла контейнер и коснулась вершины яйца. К ее облегчению оно не разбилось. Теперь все, что ей оставалось сделать, — вынуть его.
Периферийным зрением она заметила проходящего мимо Менчереса. Именно так она главным образом и видела его в последнее время — уголком глаза. Он не то чтобы избегал ее, но всегда, казалось, был занят, делая что-то другое вместо того, чтобы проводить время в одной с ней комнате. Причем это не казалось грубостью. Выглядело все так, будто Менчерес хотел избегать ее, но не мог заставить себя совершенно оставаться в стороне. Мотивация этого его «здесь, но все же и не здесь» присутствия возбуждало ее любопытство. Неужели этот искушенный и древний Мастер вампиров чувствовал неловкость из-за того, что между ними произошло?
