Ивонна нервно сжимала и разжимала пальцы, чувствуя беспокойство, вызванное словами Стивена. Наконец она сказала:
— Я не намеревалась становиться женой военного. Просто так вышло… Так случилось, что я выбрала человека, который оказался военным, и должна смириться с его профессией.
— И ты на самом деле понимаешь, что влечет за собой жизнь в переездах из лагеря в лагерь?
— Это неприятное выражение, и я не понимаю, почему такая жизнь должна быть плохой, — холодно отозвалась Ивонна. — Форбс говорит, что есть несколько очень милых мест, и я могу иметь там прекрасный дом.
— Вещи и дома других людей, — набросился на нее Стивен, — или казенные квартиры и мебель… «Для офицеров…» — он рассмеялся. — Так это они называют? Самое больное воспоминание о годах моей службы. Мне приходилось слышать ворчание некоторых жен морских офицеров. Ты обосновываешься, а твоего мужа куда-то переводят. И так продолжается… год за годом. Ты никогда не знаешь, что ждет тебя впереди. Долгие разлуки — долгие путешествия. Так тебе все это понравится?
— Форбс думает, что мне понравится путешествовать…
— Форбс думает? — нетерпеливо повторил Стивен. — Конечно. Он хочет тебя. Он намерен нарисовать великолепнейшую картину жизни, которую ты будешь вести. А что думаешь ты? Это известная штука, милая. Ты чертовски неуверена в себе. Тебе нужен кто-то, кто думал бы за тебя. Ты хочешь, чтобы тебя направляли. Ты позволяешь майору Джеффертону вести тебя под звуки фанфар, под развевающимся флагом Британии прямо на плац, где ты и жены других офицеров выстроитесь для смотра!
Ивонна коротко, сердито усмехнулась, поднялась и затушила сигарету о газовую плиту.
— Не будь таким смешным, Стивен. Ты сильно преувеличиваешь и прекрасно знаешь это.
— Очень хорошо. Давай будем более точными. Ты потеряешь вкус и все идеалы, которые тебе дороги… повернешься спиной к своему желанию стать хорошим художником, лишишься всякого вдохновения, какое когда-либо имела. Ты станешь просто миссис Форбс Джеффертон. Твои жизнь и желания станут второстепенными после его. Ты будешь жить с мужем и окажешься поглощенной им. В конце концов от Ивонны Лэнг ничего не останется. Ты этого хочешь?
Ивонна откинула назад голову.
— И все-таки, я думаю, ты преувеличиваешь. Почему бы мне не продолжать рисовать замужем? Зачем мне бросать искусство и свою личную жизнь?
— Потому что придется. О, ты можешь сделать жалкую мазню и сейчас, и потом. Но ты же не называешь это искусством, правда? У тебя не будет времени для учебы, для постоянных усилий и концентрации, необходимых для хорошего художника. Ты будешь вести хозяйство своего мужа и развлекать его друзей. Утренний кофе с женами офицеров — «одиннадцатичасовики», как они это называют. Походы по магазинам… О, Боже! Базары… Я знаю весь военный жаргон. А ты о нем даже не слышала. И это не устроит тебя, Ивонна. Ты не такой человек. Ты чувствительна, невероятно быстро оцениваешь ум и красоту, голодна до знаний, как и я. Ты завянешь в этой пустоте, в проклятой механической армейской атмосфере. Умрешь от скуки, когда пройдет новизна ощущений. Чтобы получать удовольствие от семейной жизни с военным, женщина не должна иметь ни ума, ни интересов, выходящих за пределы профессии мужа. Ты играешь в бридж? Нет. Тебе нравятся бесконечные вечеринки с коктейлями и просиживание в барах за бокалом с джином? Нет! Будут для тебя жизненно важными продвижение мужа по службе, его хорошие отношения с командиром или твое знакомство с женой полковника? Нет? Ты действительно хочешь забросить рисование, музыку, книги, игры… ради жалкого прозябания в гарнизоне? Хочешь?
