Наконец телега остановилась у амбара, где для меня уже были приготовлены постель и еда. Хозяин хутора Ионас сразу же понравился мне своей смелостью и готовностью помочь подпольщикам. Оказалось, что он и сам руководил местной подпольной группой и даже оборудовал нелегальную полукустарную типографию, в которой печатались большевистские листовки и воззвания.
— Отдохнете, поправитесь, товарищ Малиновский, — глуховатым голосом говорил Ионас, — а когда окрепнете, тогда уж двинетесь дальше.
Он пожелал мне спокойной ночи, выпроводил Петраса и Казиса и вышел. Однако не прошло и пятнадцати минут, как Ионас вернулся и встревоженно сообщил, что к хутору приближается полицейский патруль.
— Вы уж извините, что так получилось, — виновато говорил он. — Но не попадать же вам в лапы полиции.
Через минуту я снова лежал в телеге. Ионас правил лошадью, его жена сидела рядом со мной, придерживая мою голову и поправляя сползавшее одеяло. Заботливые хозяева спрятали меня в наспех сделанном лесном шалаше и пообещали вернуться, как только полиция оставит хутор.
Близость полицейских ищеек не давала уснуть. Я вслушивался в ночные шорохи и потной рукой сжимал рукоятку пистолета.
Так прошло несколько часов. Послышалось тарахтение телеги. Я приготовил пистолет. Однако у шалаша появились мои новые друзья — Ионас с женой. По словам Ионаса, полицейский патруль уехал, опасность пока миновала и можно возвращаться на место.
Ионас оказался истинным другом — верным, терпеливым и заботливым. Он принял все меры, чтобы мое пребывание на хуторе никто не обнаружил, ездил к врачу, привозил лекарства, растирал мне больные ноги и вообще делал все возможное. Такое же сердечное участие в моей судьбе проявила его жена, миловидная спокойная женщина, понимавшая мужа с полуслова. Она сытно кормила меня, ухаживала, как за родным сыном, и мои страдания заметно уменьшились.
Законы конспирации требуют от подпольщика не задерживаться долго на одном месте. Как ни жаль было расставаться с этой замечательной семьей, однако я настоял, чтобы Ионас перебросил меня на другой хутор. Он выполнил мое желание и отвез в дом своего родственника. Здесь ко мне проявили тоже трогательное внимание, и вскоре я почувствовал, что болезнь отступает.
На этом хуторе меня часто навещали Ионас и местные коммунисты, и наши беседы затягивались далеко за полночь. Мы горячо обсуждали события, связанные с подготовкой и отменой вооруженного восстания. В наших разговорах было немало горечи и досады, однако общее настроение здешних товарищей не было упадочническим, я отчетливо видел, что партия создала на местах крепкие, боевые революционные кадры.
