Мама сняла с Валентины основные нагрузки, освободила ей время для себя, для самоусовершенствования. А это один из смыслов жизни – самоусовершенствование.
Валентина летала в Москву четыре раза в год. На каждый день рождения, на Новый год и в отпуск Валентина. Так что виделись раз в три месяца.
Каждая встреча – праздник. На дни рождения Валентин снимал дорогущий ресторан. Звал по сто человек гостей. Столы ломились от яств, как на пирах Ивана Грозного. Тут тебе осетры и золотые поросята, икра такая и другая, морепродукты, включая устрицы. Устрицы были вялые, полуживые, но все равно устрицы в раковинах. Самолетом из Парижа, а может, и с Азовского моря, поди узнай.
Валентина заранее договаривалась со своей визажисткой Любой. Люба делала лицо к празднику. Что она вытворяла с лицом Валентины – ее секреты, но кожа становилась юной и сияющей, щеки упругие, как антоновские яблоки, румянец пробивался нежным розовым тюльпаном. Зубы – жемчуг, глаза – хрусталь. Серый строгий костюм, а на лацкане пиджака – бриллиантовая ветка, три карата.
Валентин выводил Валентину в центр зала и произносил тост, воспевающий достоинства своей жены, и при этом смотрел на нее как на невесту во время свадьбы, и было видно, что – любовь, да. Вот она. И как не любить такую цветущую и чистую, такую родную и умную и сдержанно сексуальную.
У правительства Москвы – а они все были представлены на празднике – селилась в душе светлая печаль. Они тоже хотели любви и молодости: что может быть желаннее, чем молодая любовь. Но ведь не от человека зависит, от Господа Бога: положит он любовь в твою корзину или не положит.
Валентина звала всех своих подружек по университету. Они сидели за отдельным столом – страшненькие и неимущие – и не завидовали Валентине. Радовались за нее. Так она умела – не вызывать отрицательных чувств. Над ней как будто был раскрыт зонт, и дождь из ядовитых страстей на нее не падал.
Стоя в центре зала среди накрытых столов, Валентина чувствовала себя как актриса после спектакля, которой аплодируют и бросают цветы. Она не просто так выперлась на сцену. Это был результат труда, терпения, таланта, в конце концов. Ну-ка поживи в чужой стране без мужа, поспи в пустой холодной постели, посомневайся в его верности, брось себя под ноги детям… Никаких денег не захочешь. Но в данную минуту – все позади, а в настоящем – аплодисменты, любовь, триумф. Его любящие глаза. За это можно все перетерпеть. Валентина черпала силы для следующей разлуки. Черпала горстями, умывалась, ела ложками свое самоутверждение: вот она, я. Смотрите. Я – лучшая, и меня любит лучший.
