Бухенвальдский набат | страница 36
иль уж талант не возродить?
Не ведаю...
А дни ползуче
без вдохновения текут,
душа и мысль
не ткут созвучий, Я
холстов поэзии не ткут.
В оцепененье,
монотонно
моя мечта едва живет
как бы под спудом многотонным,
не в силах ринуться в полет.
Но я, как прежде, —
жажду битвы со Злом державным
за Добро.
— О Боже, — я шепчу молитву, —
вдохни огонь в мое перо,
яви, Господь, простое чудо:
раскрепости,
дай в руки меч,
чтоб мог я страстно,
жив покуда,
сердца людей
глаголом жечь!
1964
МАРТ
У нас в Москве не как на юге,
март и весна — и не весна:
то ясный день, то снова вьюги,
пруды и реки всей округи
еще не одолели сна.
Но под московским небосводом,
не дожидаясь теплых дней,
вовсю работает природа!
Ты только подглядеть сумей,
сумей увидеть и услышать
то, что иному невдомек...
Март — не капели звон под крышей,
не первый солнечный припек,
не сонных речек пробужденье
и даже не слепящий свет...
Травы
подснежное движенье,
скворцов
неприлетевших пенье
увидь, услышь,
коль ты — поэт...
1964
* * *
На свете сколько б лет ни прожил я,
тот зимний день я не забуду.
Открылась дверь:
в мою прихожую
старик принес лесное чудо,
пушистое и благородное,
не елочка — а загляденье.
И так сказал:
— В ночь новогоднюю
пусть будет в доме украшенье.
А вечером, как полагается,
на самом на почетном месте
свою нежданную красавицу
мы нарядили, как невесту.
С гостями в полночь дружно чокались,
вино разгорячило лица,
так звучно каблуками топали —
аж затрещали половицы!..
Мне это навсегда запомнится:
как свечи, лампочки мерцали.
Была та елочка — покойница.
А мы вокруг нее плясали...
1964
* * *
Присядь, мой друг, поговорим.
Не знаю, что со мною сталось.
Идут года, и мы горим...
А сколько мне гореть осталось,
гореть, чтоб — пламенем душа
и жаркое сердцебиенье?
Так отчего же тише шаг
и все замедленней движенья?
Все тот же луг, все тот же сад
в цветенье яблонь розоватом.
Все так, как много лет назад...
Да я не тот, что был когда-то.
Иль хмурый день, иль меркнет свет
и рано наступает вечер?..
Не много лет, а много бед
легло таким, как я, на плечи.
Ты с удивленьем не смотри
и обо мне не думай плохо:
ведь в каждый год я прожил три!
Что тут поделаешь — эпоха!
1964
В НАШЕМ ДОМЕ
Косички — хвостики крысиные,
косые лапки журавлиные,
от язычка пощады нет.
А дальше — дорисуй портрет... ’
Блестят, как изумруды, зубки,
и чапельничком чудо-губки.
Струят глазенки ясный свет.
А дальше — дорисуй портрет...
1964
* * *
Ушедший год стихом я начинал,
его и завершу своей строкою.
Я не искал спокойствия причал
и не предамся ни за что покою.