— Что это? — спросил Хосина.
— Письма, — ответил Сано с явным удовлетворением в голосе. — Больше сотни. Первое — десятилетней давности. На каждом подпись и печать Левого министра, и все адресованы некоей госпоже Кодзэри в храм Кодай. Вы не знаете, кто она такая?
Глаза ёрики округлились от удивления.
— После смерти Коноэ я просматривал заведенное на него в мецукэ досье. Кодзэри — его бывшая жена. Она ушла от него, чтобы стать монахиней.
Сано пробежал взглядом несколько листов и зачитал:
— «Как вы могли покинуть меня? Без вас каждый день кажется мне бессмысленной вечностью. Я как поверженный воин. Гнев разъедает мою душу, словно червь. Я сгораю от желания выдавить из вас строптивость. Я отомщу!»… «Мы — две половинки одной космической сущности. Я понял это с первого взгляда. Когда я обнимал вас, наши души сливались и мы вновь становились единым „я“. Как вы могли не оценить мою любовь? Ведь я всегда поступаю правильно!»… «Вчера я приходил к вам, но вы отказались меня принять. Сегодня еще одно мое письмо вернулось нераспечатанным. Но ваши попытки порвать нашу связь тщетны. Я хочу, чтобы вы были со мной, и однажды это случится».
Хосина пренебрежительно сморщился:
— И так десять лет?
Сано, напротив, восхитила сила и стойкость отвергнутой страсти.
— Потрясающая любовь! Однако такой накал мог быть опасен. Не причастна ли госпожа Кодзэри к смерти Левого министра Коноэ?
Хосина фыркнул:
— Кодзэри покинула дворец много лет назад и ушла в монастырь. А монахини, как известно, порывают все связи с миром.
— Ее писем к Коноэ тут нет, — заметил Сано.
— Да, ни малейших доказательств того, что между ней и Левым министром существовали какие-либо отношения. Не считая, разумеется, фантазий Коноэ. Сомнительно, что Кодзэри как-то связана с убийством.
Сано волей-неволей согласился с логикой ёрики. Поэтому последнее послание, написанное за семь дней до гибели министра, прочел молча: «Сопротивляйтесь, бросайте мне вызов, мучайте мое сердце, делайте что угодно, но мы самой судьбой предназначены друг для друга. Скоро силы обороны и страсти столкнутся на священных высотах, где пики пронзают небо, где ветер шевелит перья, где стекает чистая влага. После этого вы опять будете моей».
Письмо, перегруженное сексуальной символикой, не дало ничего нового, тем не менее Сано сказал:
— Нельзя пренебрегать вероятностью, что Кодзэри беседовала с Коноэ накануне его смерти. И вообще, может быть, ей известно что-то важное. — Он сунул письма за пояс кимоно. — Я навещу монахиню после того, как допрошу подозреваемых.
