— Антуан? — кончик ее пальца путешествовал по его лицу, вычерчивая на нем загадочные линии. — Ты меня любишь?
— Я обожаю тебя, моя принцесса.
— А что для тебя любовь?
— Желание быть с тобой, смотреть в твои замечательные глаза, говорить с тобой, лежать вот так рядом, дышать с тобой одним воздухом, прикасаться, — Антуан притянул ее к себе и сжал в своих медвежьих объятиях.
Одри счастливо рассмеялась, пряча лицо у него на груди, а потом он вдруг ощутил, что она плачет.
— Что случилось? — спросил он, пытаясь заглянуть ей в глаза, но она не позволила, прижимаясь к нему еще плотнее.
— Я люблю тебя, Антуан, — прошептала она, и он расслышал ее слова и ощутил их своей кожей. Его сердце расслышало ее.
Дюпре очнулся от своих мыслей только тогда, когда его рука коснулась кнопки лифта в холле отеля. Что он делал? Он, и правда, настолько спятил? Но его сердце требовало разрешения этой истории, этих нечеловеческих мук, что не давали ему покоя на протяжении уже многих месяцев. Он обязан был покончить с этим: или убить ее, или узнать правду. Убить в любом случае, уничтожить, пока она не причинила ему и другим еще большей боли.
— Антуан? — она, казалось, была растеряна еще сильнее, чем он сам.
— Не ждала? — прорычал он, входя внутрь и с силой захлопывая за собой дверь.
— Что ты здесь делаешь? — Летиция пятилась от него назад, как от взбесившегося животного.
— Завязывай со своим притворством, — в его взгляде сквозила неприкрытая ненависть. И чем больше он ее любил, тем больше презирал сейчас за то, во что она обратила его чувства. — Что вы задумали с Гаем? И не думай отпираться, — прервал он ее вялую попытку отмахнуться. И Летиция сдалась, понимая, что он знает и не отступит. Но, обещав Гаю те самые два дня, не могла сказать ничего больше, пусть ситуация и была вполне невинной, только теперь это была уже не ее тайна.
— Так что это? — лицо его дышало гневом, а отступать дальше было некуда: Летиция уперлась спиной в стену.
— Антуан, — попыталась она урезонить его, увы, безрезультатно. Казалось, он, наконец, решился отомстить ей за всю причиненную боль.
— Ты скажешь мне, — прохрипел он ей прямо в лицо, — мерд, или я от тебя мокрого места не оставлю.
— Вот как ты заговорил, — с презрением бросила Летиция. Что ж, если он ее не любит, она не обязана терпеть его нападки. Если она что-то и стала бы сносить, так исключительно от любимого мужчины.
— Последний раз спрашиваю, — выплюнул он, — что вы затеяли с Гаем?
