Вымотанная, мокрая и довольная, через два часа, которых она даже не заметила, Саша остановилась. Сняла футболку, вытерлась ею, совсем как Леша полотенцем, и счастливо рассмеялась. Теперь ее уже нельзя было назвать абсолютно беспомощной. Еще один курс с оружием — и она сможет чувствовать себя свободнее в обществе Тима и подобных ему. Саше на какое-то время даже стало плевать, появится ли в дверях Тим, или она его так и не увидит до конца ночи. Расслабленные натруженные мышцы пели песню победы, она ощущала каждую свою клеточку.
Душ тяжелыми струями падал на ее тело, массируя и принося долгожданное облегчение. Возможность растянуться самой на матрасе, раскинув руки и ноги, была заслуженной и как никогда заманчивой. Саша знала, что на этот раз никуда не провалится, кроме как в глубокий сон без сновидений, ведь настоящие воины спят без угрызений совести и страха.
Странный темный кинотеатр, с кучей рядов и кресел, зал заполнен лишь на треть, не больше. Они с мамой занимают свои места и смотрят на экран. Там идет какой-то журнал, что-то совсем забытое из детства, теперь такого нигде не встретишь, да это и не важно. Документальный фильм, после которого начнется художественный. Всего каких-то полчаса, они это знают и не особенно вникают в смысл, улыбаются друг другу, комментируя репортаж журналиста, предвкушают то, ради чего пришли. И вот, наконец, после непродолжительной паузы, начинается фильм. И Саша понимает, что видела его только вчера. Как не жаль, как бы он ни был хорош, но она еще слишком хорошо помнит все детали, чтобы смотреть его снова. А так жаль — ведь мама рядом, и она ждет его, ничего не подозревая, улыбается и тепло глядит на дочку. Этот фильм — все, что у них есть, а Саша не может его смотреть, ей нужно уходить, и она встает и идет, и видит недоуменный взгляд матери, и не может ничего сказать, ничего изменить.
— Нет, — Саша рвется из постели, раздирая простыни на части. Тело будто прошибает током, испарина на лбу, страх и пустота: мамы больше никогда не будет рядом. — Нет, — уже слабее, обреченнее шепчет она, пытаясь открыть глаза и посмотреть на неясный свет за окном, пустую комнату, матрас. — Тим?
Он снова держит ее в руках, и снова в его глазах нет ни капли ненависти или осуждения. Что это? Предрассветная иллюзия? За что? Ведь тем больнее будет снова осознавать реальность, падать вниз на бетонный пол из его ласковых рук, разбиваться вдребезги, как фарфоровая чашка, упущенная ненароком.
