— Ясно, нижнее белье, носки, джинсы? — он оценивающе пробежался по ее фигуре, а Саше вновь захотелось провалиться сквозь пол.
— Хотя, знаешь, тебе не обязательно одеваться при мне.
Конечно, он не мог не сказать этой своей последней фразы, не насладиться напоследок ее унижением напополам со смущением, в этом был весь Тим.
— Не хочешь — не привози, — почти зло бросила она.
— Да, пожалуй, пара наручников тебе пригодилась бы больше, — задумчиво произнес он, проходя взглядом по ее телу, а затем по столу.
Это было уже слишком. Саша вскочила, с грохотом перевернув табуретку, и скрылась в комнате, а Тим, прищурившись, спокойно, маленькими глотками, пил чай и вспоминал, как взял ее впервые на этой кухне, дрожащее нагое тело, пальцы, вцепившиеся в стол.
Антуан пришел в себя где-то между ударами охранника и попытался защититься от него, как мог, но все же последние несколько подач вырвали из его горла несколько хриплых вскриков, а за стеной, в соседней камере, кто-то уже долго и безнадежно всхлипывал.
— Заткнись, — прошипел часовой, выходя из камеры. — Или ты тоже хочешь? — замок на двери загремел, затем раздалось несколько шагов, и он замер напротив камеры Летиции. Женщина замолчала, и охранник удовлетворенно направился на выход. Грохот еще одной двери, неясные голоса вдали — и они вновь остались наедине.
— Как ты? — Летиция одним движением подлетела к решетке и с силой вцепилась в нее.
— Жить буду, — глухо ответил Дюпре, ощупывая свои ребра, — мерд… Что случилось? Я как-то плохо помню.
— Мы разговаривали, наверное, нас услышали, — солгала Летиция. Она не могла и не хотела говорить ему о том, что в него вселился один из реберфов, и что теперь никто с точностью не скажет, сколько протянет его организм.
— Похоже, он мне здорово треснул по голове, — сознался француз, — ничего не помню.
— Не говори много, приляг, отдохни, — попросила его Летиция, и спустя какое-то время услышала, как скрипнула кровать — Дюпре подчинился.
Когда вновь раздался звук открываемой двери, Летиция инстинктивно отскочила вглубь своей камеры, вжимаясь в дальнюю стену. Неужели мерзавец все-таки решил поквитаться и с ней? Или это уже новый?
Паренек лет двадцати приблизился к ее камере, интеллектом его лицо особенно не отличалось. Он внимательно всматривался в темноту и, отыскав глазами ее сжавшееся в комок тело, широко улыбнулся.
— Пожалуйста, только не это, — мысленно взмолилась Летиция, понимая, что помощи ей ждать неоткуда. Если парень захочет с ней что-то сделать, никто не сможет ее спасти, да и не станет. Дюпре в соседней камере лишь сделает все еще труднее — ради него ей придется все вынести молча, лишь бы он не знал, не догадался, и его не убили в этом кошмарном месте.
