— Боже правый, ведь я это помню. — Элоиза выпустила его рубашку и разгладила смявшуюся ткань. — Для тебя это, наверное, было ужасно. Кажется, в газетах писали, что кто-то из ее родных присутствовал при этом. Ты все видел?
— Я не ищу сочувствия. — Джон взял Элоизу за запястья и отстранился. Возможно, она думала, что ее прикосновение его успокаивает, но на самом деле оно быстро становилось источником напряжения. — Я просто хочу сказать, что мне понятны твои чувства. Но, Элоиза, если ты однажды попала под луч прожектора, то уже не сможешь от него скрыться.
— Я догадываюсь, что ты имеешь в виду, — ответила она страстно. — Поэтому стараюсь жить скромно.
— Ты родилась с этим, — настаивал он. — Тебе не удастся прожить скромно. Ты всего лишь откладываешь неизбежное. Лучше принять его на своих условиях.
— Не тебе об этом говорить, — заявила она резко и высвободила свои руки.
Боже! Заставлять эту упрямую женщину подумать о чем-то, кроме парадигмы, которую она усвоила давным-давно, — все равно что биться головой о стену.
— Ты уверена, что знаешь, почему твой отец отгородился от мира? — поинтересовался он.
Глаза Элоизы гневно заблестели.
— Чего ты надеешься добиться?
Джон надеялся побольше узнать о ней, чтобы привлечь ее к себе, а вместо этого оттолкнул. Но он не собирался отступать.
— Ты больше не должна играть в их игру, Элоиза. Реши сама, чего ты хочешь. Не позволяй им тащить тебя за собой.
Она сжала кулаки:
— Почему ситуация должна усложниться и какое отношение это имеет к тебе?
Джон рассердился:
— Я все еще женат на тебе именно потому, что все усложнилось. Дьявол, Элоиза, неужели ты не понимаешь? Я должен что-то сделать, как-то решить проблему.
— Может быть, ничего не надо решать. А если бы и надо было, знаешь ли ты, чего я хочу на самом деле?
— Ну, хорошо, признаю себя виновным. — Он ткнул себя пальцем в грудь. — Тут ты меня поймала. Я и представить не могу, чего ты хочешь.
— Ну так приготовься.
И Элоиза, взглянув на Джона, обхватила ладонями его лицо и прильнула к его губам. Он удивленно моргнул, а через три секунды уже целовал ее.
Элоиза не могла понять, приняла она самое верное или самое ужасное решение в жизни. Ясно было одно: это решение было неизбежным. Она должна была поцеловать Джона. Они шли к этому с той минуты, как он прошлым вечером вышел из лимузина.
Она сильнее прижалась к нему и впервые за целый год зазывно раскрыла губы. Вчерашний поцелуй на глазах у гостей был слишком короток. Она и забыла, как хорошо они подходят друг другу, как тепло ей в его объятиях, как он склоняет голову. Джон был вышеее, но как раз настолько, чтобы ей было удобно класть руки ему на плечи, перебирать пальцами его волосы.
