Он только пошутил насчет того, что собирается ее удержать. Боль, которую он ощутил при ее поспешном отказе, объяснялась лишь ее задетой гордостью, только и всего.
Он молча наблюдал, как она приводит в порядок одежду. Если судить по ее лицу, она осознала его предостережение.
Они направились к двери сарая, и Эрик снова почувствовал странную тяжесть в груди. Непреодолимое — сводящее с ума — желание сделать ее счастливой.
Элли взялась за ручку двери. «Пусть идет. Так будет лучше».
— Подожди! — окликнул он.
Она медленно повернулась кругом, ее миловидное лицо, вопрошая, склонилось к плечу.
Его сердце колотилось глухо и неровно. Он не знал, что сказать. Это было невероятно. Он никогда не испытывал затруднений с речью.
Элли выжидающе смотрела на него. Эрику хотелось вцепиться себе в волосы и затопать ногами. Наконец он был спасен от дальнейшей неловкости, заметив кое-какой непорядок. Протянув руку, он достал соломинку из ее волос и поднял ее вверх, демонстрируя ей.
— Тебе бы пришлось объяснять, откуда это.
Ее щеки вспыхнули. Эрик никогда не видел женщины, которая бы так восхитительно краснела.
— Благодарю вас, — сказала она.
Они долго смотрели друг на друга, прежде чем он, в конце концов, нарушил эту незримую связь.
— Ты должна выйти первой.
Она кивнула и шагнула за дверь, но внезапно обернулась.
— Мы увидимся ночью?
Эрик понимал, что ему следует держаться подальше от нее — тогда расставаться будет легче, — но неожиданно для себя кивнул.
Она улыбнулась, и тепло этой улыбки окатило его ласковой волной. Это было безумие. Ему казалось, что он ощущает ее переживания почти так же ясно, как свои собственные. И будто ее радость для него важнее, чем своя.
Эрик подождал, пока Элли пересечет двор, и покинул сарай только после того, как она скрылась в доме.
Он добрался почти до края утеса в верхней части тропы, что вела на берег, когда услышал позади шаги. По сердитому топоту он догадался, кто это был, еще до того, как обернулся.
Ястреб задумчиво смотрел на раскрасневшееся лицо молодого рыцаря, одетого в доспехи в первый раз после болезни. Кольчуга Рэндольфа, судя по всему, перенесла купание в море лучше, чем ее хозяин. Она сверкала, как новенькая серебряная монета. Рэндольф же изрядно потерял в весе, и даже небольшое напряжение от быстрой ходьбы, похоже, сильно утомило его. Он тяжело дышал, и пот выступил у него на лбу.
— Рад видеть тебя снова на ногах, Рэндольф.
Рэндольф был явно не в себе, поскольку не обратил внимания на фамильярное обращение.
