Иван собрался за сеном, а дома не оказалось и краюшки хлеба. Но Иван загорелся, готов был ехать и без хлеба. Тогда Глаша накинула шубейку и шаль, побежала к Тоне Мыларщиковой — авось одолжит полкаравая. Бежала через улицу к Мыларщиковым и легко было на душе. Слава богу, и у нее теперь будет как у людей. Иван рядом. Хлеба заробит, сена Буренке привезет и другие дела устроит.
У Мыларщиковых спозаранку топилась русская печь. Сухие березовые поленья горели с треском, в избе качался трепетный красноватый свет..
Когда Глаша пришла, Михаил Иванович на лавке возле окна пришивал кожаный запятник к детскому валенку. Тоня на суднице деловито раскатывала тесто, поглядывая в печь — там чернел чугунок со щами, варить недавно поставила. Но вот обтерла руки о фартук, оттолкнула ухватом чугунок со щами. Ухватом же подхватила другой чугунок, стоявший на лавке, и сунула его в жаркое нутро печки. Глаша подумала, что Назарка с Васяткой еще спят. Да нет, на полати забрались, только рыжие головы торчат.
— Тонь, у тебя, часом, хлеба нет? Сама-то я только собралась стряпать.
— Много тебе?
— Чего там — полкраюшки дашь и ладно.
— Куда с хлебом-то? — поинтересовался Михаил Иванович.
— Ваня в Урал собрался — за сеном.
— За сеном? — удивился Мыларщиков, валенок положил на лавку. — За каким таким сеном?
— Для Буренки.
— Вот новое дело — поп с гармонью! Откудова оно у вас появилось?
— У Луки с осени на покосе зарод остался. Говорит, возьмите Пеганку и везите — ваше будет.
— Фью! — присвистнул Мыларщиков, берясь за кисет. — С какой же стати Лука так расщедрился?
Тоня делала свое дело, но в оба уха слушала. Настырность мужа ей не понравилась. Вмешалась:
— Ну чо к бабе пристал? Отдал и все. Может, оно пропадало, сено-то. Вот и сделал добро.
— Лукашка? Добро? — усмехнулся Михаил Иванович. — Уморили вы меня. Скорее окунь заговорит человечьим голосом, чем Лука сделает добро без умысла.
— Не говорите такое, Михаил Иванович. Лука-то одно лишь попросил — весной на заимке ему подмогнуть. Почему не пособить? Съездим на денек-другой с Ваней, от нас не убудет.
— Валяйте! Испробуйте Лукашкиной доброты.
Михаил Иванович подошел к печке, ухватом выкатил из самого жару красный уголек на загнетку, прикурил от него. Глаша невольно отметила — Михаил-то прямо огневой!
— Куда же нам деваться? На работу Ивана не берут. Без куска-то хлеба и зубы на полку.
— Иван-то знает, куда податься, да не хочет. Потом сам прибежит да поздно будет.
