– Энергия! – многозначительно ответил молодой землянин.
– Коль света нет внутри, то и снаружи Солнца мало! – печально произнес старик, укоризненно покачав седой головой, – внутри нашей планеты, в пещерах темных и глубоких, пылает сердце храброго Неливера – источник чистейшей энергии! Он сердце здесь свое гореть оставил! Вот это истинное Солнце! Благодаря ему живет планета!
– Это мы уже проходили! – ответил Двадцатый, снова переваривая полученную информацию о вечном двигателе, – чье сердце? Что такое сердце?
– И вы, земляне, счастливы на своей мертвой Земле? – тихо спросил высокий белобрысый парень.
– Он же насквозь седой, видать, там одни неурожаи!
– Что?! – снова не понял Двадцатый, не понимая, что значит счастье.
– Покажи нам землянина! – крикнул кто-то из присутствующих, раздались одобрительные возгласы, – землянина!
– Без проблем! – услужливо ответил Двадцатый, нетерпеливо тыкая указательным пальцем в мерцающий экранчик, вскоре, прямо над костром появилось озадаченное лицо юноши с выпученными голубыми глазами и ярко-малиновыми волосами, стоящими дыбом.
– Эй, Третий! Брат! – закричал ему Двадцатый, – давай рули сюда, скот! Я тебя утилизирую!
Красноволосый парень чуть не выпал из кресла, он приблизил свое лицо вплотную к экрану и дикими глазами смотрел на окружающих. Он не замечал лиц, зато надолго запомнил кольца с камнями, золотые кубки и серебряную посуду.
– Ты... ты утилизирован? – дрожащим голосом спросил Третий, рассматривая при свете пламени довольное раскрасневшееся лицо Двадцатого, чувствуя от экрана тепло, дым костра и запах жаренного мяса, – ты... мертв?
– Да, я утилизирован! И жду тебя! – засмеялся Двадцатый, – записывай координаты, гад, и дуй сюда!
– Макс! – послышался из толпы звенящий голос Тилля, – Макс! Вот ты где!
– Внучок! Оденься – замерзнешь! – заахала подоспевшая к костру бабушка.
На этом трагическом моменте Двадцатый предпочел разорвать связь, и экран, витавший в воздухе, погас.
– Макс! Почему ты сбежал? – недоумевал Тилль.
– И блинков совсем не поел! – добавила старушка.
– Я..ээ! – начал Двадцатый, краснея, ему стало стыдно за себя – в толпе пробежал смех, – я... спешил...
Он уже хотел кинуться бабушке на шею и, рыдая, как ребенок, просить за все прощения, как, вдруг, заметил огромную зеленую когтистую лапу, тянущуюся к его прянику. К слову сказать, лапа никому не принадлежала и была протянута прямо из ночного воздуха. На одном из толстых пальцев было надето золотое кольцо с дорогим кроваво-красным камнем.
