Из корпуса Нахимов вынес знания, что самой совершенной системой стройки кораблей является метод Чемпена.
Ученый шведский адмирал написал свой труд в восьмидесятых годах прошлого столетия, в екатерининское время; на этом трактате воспитывались три поколения морских офицеров и судостроителей флотов всего мира. В России ярым пропагандистом чемпенского метода был сам Платон Гамалея – академик, душа морской науки в корпусе. И потому Павел спрашивает Ершова:
– Это что-то новое?
– Да, изволите ли видеть, ныне Чемпена побоку. Я уже давно думал, как достигнуть наибольшей крепости при наименьшем весе. Давно предлагал генералу Курочкину свой расчет. А в прошедшем году контр-адмирал Головнин поддержал меня…
– Вы что, господин Ершов, за границей учились? Ершов искренно хохочет.
– Какое там! Сызмальства здесь, адмиралтейский ученик. Да я вас помню, вы здесь были в двадцать первом году.
Павлу неловко. Он растерянно улыбается. Но Ершов уже тянет его обратно.
– А теперь посмотрите. – И тычет в корму, которую обшивают сейчас толстыми дубовыми досками.
– Круглая корма! Круглая корма меньше оказывает сопротивления обтекающему воздуху…
– И способствует ходу корабля! Как это просто, а никто не додумался, восклицает Павел.
Он оставляет Ершова поздним вечером и уносит в свою холостяцкую комнату толстую папку чертежей.
Несколько дней проходят у него в увлекательной работе. Он знакомится со всеми частями будущего корабля и его рангоута. Он бросает бумаги лишь для того, чтобы посмотреть отделку руля, забежать в кузницу, в такелажную мастерскую на испытание тросов. Корабль будет на славу!
А по ночам он читает французское сочинение господина Пукевиля о борьбе греков за свободу, о подвигах паликаров и клефтов Мавромихали, о смерти английского поэта лорда Байрона, об осажденных Миссолонгах и крепко засыпает, положив щеку на ладонь. Он видит во сне то спуск "Азова", то морские бои в Архипелаге. И так проходят недели, и "Азов" уже действительно на воде, и приходит экипаж, и Нахимов будто забывает о том, что было минувшей зимой,
Но однажды Бутенев и Домашенко остаются у Павла ночевать. Они выпивают за "Азов", за счастливое плавание и за всех плавающих и путешествующих, и неловко замолкают, потому что в одно время вспоминают товарищей с "Крейсера", которые сейчас в серых куртках арестантов.
– Вы видели? – наконец выдавливает Нахимов.
– Насмотрелись, – бормочет Бутенев.
А Саша Домашенко глухо рассказывает:
