– А на студии говорили, что он одинок, – удивленно отметила Лола.
Люди около автобуса явно чего-то ждали.
Наконец из кладбищенских ворот показались четверо плечистых работяг. Они выкатили из задних дверей автобуса гроб с останками писателя и лихо, с веселыми прибаутками, явно не соответствующими моменту, понесли его на место вечного упокоения. Чувствовалось, что у них хорошее настроение и скорбный характер привычной работы нисколько его не портит.
Толпа из автобуса, разобрав венки, дружно тронулась следом.
Лола и Маркиз, немного выждав, тоже пошли за похоронным кортежем.
Невдалеке от центральной аллеи кладбища виднелась груда земли возле свежевырытой могилы.
Могильщики установили гроб на козлах, сняли крышку и деликатно отошли в сторонку.
Лола и Маркиз, чтобы не привлекать к себе внимания и вместе с тем не пропустить ничего важного, подошли к скромной могиле в десятке метров от эпицентра основных событий и делали вид, что наводят на ней порядок. Леня осторожно достал из кармана миниатюрный фотоаппарат и незаметно фотографировал группу у гроба Волкоедова.
Из группы прощающихся с Волкоедовым вышел крупный представительный мужчина с животом, выдвинутым вперед, как ящик комода, и провозгласил хорошо поставленным басом:
– Сегодня мы прощаемся с нашим, понимаете ли, коллегой по писательскому цеху, с замечательным, понимаете ли, прозаиком Алексеем Волкоедовым. Алексей Кириллович, понимаете ли, много лет являлся членом нашего творческого союза, неоднократно избирался, понимаете ли, на руководящие посты. И поэтому мы, понимаете ли, осознаем, что в его лице понесли, понимаете ли, невосполнимую утрату. Гражданскую панихиду по поводу кончины, понимаете ли, писателя Алексея Кирилловича Волкоедова объявляю открытой. Слово для прощания предоставляется, понимаете ли…
Однако он не успел сообщить, кому предоставляется слово, потому что на сцене неожиданно появился новый персонаж.
Со стороны ворот по главной аллее приблизилась еще одна небольшая группа. Центром этой группы, несмотря на свои малые размеры, явно была невысокая хрупкая женщина лет сорока, в черном весьма элегантном брючном костюме и черной шляпке с вуалью. С двух сторон ее бережно поддерживали двое здоровенных парней, про которых хотелось сказать – двое из ларца одинаковых с лица. Парни тоже были в черных, судя по всему, довольно дорогих костюмах, ловко облегающих их массивные фигуры. Низкие лбы, мрачные взгляды и мощные бритые затылки недвусмысленно говорили об их профессиональной принадлежности. В свободной руке каждый из двоих нес по огромному венку, утыканному живыми цветами, как породистый жеребец-производитель медалями.
