– Вот видите! – Мужчина оживился, как будто нашел в словах Аглаи Михайловны неожиданную поддержку. – Вы ошибаетесь, а за ошибки нужно отвечать! И нет никакого смысла откладывать это на завтра!
– Что откладывать? – Аглая Михайловна взглянула на лестницу, надеясь, что появится кто-нибудь из соседей и поможет ей выкарабкаться из этой странной, пугающей ситуации.
Никого, конечно, не было.
– Что откладывать? – тоскливо повторила она, поняв, что подмоги не будет и придется выпутываться самой.
– Восстановление исторической справедливости.
Ей стало по-настоящему страшно. Этот человек совершенно ненормальный! И этот пропуск… значит, он действительно был на студии в тот вечер, когда убили Животовского! Но при чем тут она? Угораздило же ее обратить внимание на фальшивую подпись!
Она чувствовала, что горячий душ и книга в одинокой, холодной постели, о которой она только что думала с тоскливым отвращением, откладываются, превращаются в несбыточную мечту. Что между ней и этим одиноким покоем стоит ненормальный человек с горящими глазами, и неизвестно, чем это все закончится…
Сутулый человек подошел к ней вплотную, словно хотел что-то сказать на ухо. Аглая Михайловна испуганно отстранилась, и вдруг она увидела, что в руке психа блеснуло что-то острое и тонкое. Аглая открыла рот, чтобы возмутиться, чтобы как следует отчитать этого идиота, который вообразил о себе невесть что, но идиот снова придвинулся к ней вплотную и коротким сильным ударом воткнул в грудь свое тонкое и острое оружие.
Почему-то Аглая Михайловна в первое мгновение расстроилась из-за того, что этот кретин испортил ее любимую куртку из светлой замши, купленную всего год назад в приличном магазине на втором этаже Гостиного Двора и только что полученную из итальянской химчистки.
Во второе мгновение она почувствовала страшную, непереносимую боль и удивительную щемящую тоску, как будто она внезапно поняла, что никогда больше не поедет она ни в Турцию, ни в Египет, не услышит тихий шум моря, не почувствует на своей увядающей коже ласковое прикосновение южного солнца… Впрочем, так оно и было – ведь у Аглаи Михайловны Плюсс больше не было времени на то, чтобы куда-то уехать. У нее вообще ни на что больше не было времени, потому что ее жизнь неожиданно и катастрофически завершилась.
Аглае Михайловне стало совершенно нечем дышать, как будто в ее подъезде внезапно кончился воздух. Даже те жалкие крохи воздуха, которые ей удавалось невероятным усилием втянуть в легкие, не годились для дыхания – они были сухими и болезненными, как несправедливая выволочка, полученная от режиссера…
