Принесли счет.
— Я плачу сама, сказала она.
— Не спешите тратиться, — сказал я. — А вдруг вам еще понадобятся деньги для Хосе?
— А вы довольно необычный парень, — улыбнулась Ники.
За весь вечер я ни слова не сказал о себе. Она даже не поинтересовалась, как меня зовут. Возможно, ее заинтересовала моя скромность? Но при чем тут скромность — она же сама меня не спрашивала!
— Может быть, мы еще увидимся завтра, — сказал я.
— Я остановилась в «Дилигенции».
Я тоже остановился в «Дилигенции», но предпочел об этом умолчать. Я вместо этого произнес:
— Надеюсь, вы найдете то, что ищете.
На следующее утро я вскочил ни свет ни заря и поспешил на вокзал за билетом до Тапачулы. Это не заняло много времени, и я еще успел вернуться в отель, чтобы позавтракать. Сидя в ресторане, я увидел, что Ники спустилась в вестибюль. Она купила газету. Она оглянулась. Я укрылся за колонной. Дождавшись, пока путь будет свободен, я отправился на вокзал. Солнце уже палило вовсю. День обещал быть очень жарким.
Глава 5. Пассажирский поезд до Тапачулы
Я ехал на поезде уже двенадцать часов. Что-то с этим поездом было не так: за целый день мы проехали не более ста миль, и все время по болотам. От духоты меня мутило, а от постоянного шума колес и хлопающих дверей разболелась голова. Теперь наступила ночь, и, хотя шум не прекращался, стало прохладно. Все купе были открыты: почти все восемьдесят мест в вагоне были заняты, и почти все окна либо открыты настежь, либо просто выбиты. Освещение в вагоне было недостаточно ярким, чтобы читать, и недостаточно тусклым, чтобы заснуть. Остальные пассажиры спали, а человек, сидевший через проход, громко храпел. Пассажир у меня за спиной, весь день крутившийся, пыхтевший и поддававший коленом спинку моего кресла, сунул кулак под голову и заснул. Пауки и муравьи, которых я успел заметить еще днем, покинули свои норы в волосяной набивке кресел и приползли меня кусать. Или это были москиты? Мои лодыжки чесались и горели. Часы показывали всего девять вечера. Я сжимал в руках экземпляр «Простофили Вильсона»[14]. Я оставил безнадежные попытки отвлечься чтением.
Я открыл форзац и записал: «Два класса вагонов в поезде, оба одинаково неудобные и грязные. Ни уединения, ни отдыха. Постоянные толчки оттого, что поезд то трогается, то снова останавливается, локомотив ломается, пассажиры орут. В дни, подобные этому, я вообще не понимаю, с какой стати меня тянет то и дело оставлять приятную размеренную жизнь среди друзей ради таких передряг среди незнакомцев. Я домосед до мозга костей и наказан за свою самоуверенность. В точности так же, как говорил Робинзон Крузо на своем острове. В этом кресле просто невозможно чувствовать себя удобно. Обстановка совершенно тюремная: бурые стены и тусклый свет под низким потолком. И вдобавок шум: мало того, что шумит сам поезд, так еще этот шум возвращается эхом, отраженный от джунглей по сторонам от дороги».
