И в засуху бессмертники цветут... | страница 61
Некоторые местные талмудисты, не разобравшись толком, подступились к нему с претензией: мол, это почему, на каком-таком основании ты позоришь евреев? Присутствующие при этом коллеги говорят, он, не моргнув глазом, выпалил этим «оскорбленным»: «А я сам еврей! И вот Юра (Соловьев) — тоже. А по нашему Талмуду разрешается все, что тебе выгодно». И обиженные-оскорбленные, почесав в затылке, удалились.
Удивительное дело! Ископаемый цинизм! Декларируемый, кстати, в Катехизисе еврея в СССР.
Анатолий Дмитриевич делился: когда ему доводилось рассказывать об этой «отповеди» В. Канашкин(д)а «обиженным и оскорбленным» писателям в Москве, ему не верили: «Что ты? Канашкин — самый яростный, самый убежденный антисемит!».
Разве это не чудо? На бичевании единоверцев сделать себе имя, спекулируя на этом самым наглым образом. Я к чему?
Этот самый «сперматозоид», окололитературный прохиндей, размахивающий удостоверением члена Союза писателей, критик-самозванец, он же «вор в профессорской мантии», он же талмудист кубанского розлива, ничто(жество), сделавшее себе имя и карьеру на антисемитской теме и на том, что пел аллилуйя высоким литературным и руководящим авторитетам. Сначала возносил до небес писателя А. Знаменского, а потом вдруг «понес его по кочкам», как говорится. Сам, не написавший ни единой строчки прозы, поучает других, как надо писать. Это все равно, что если бы сапожник стал поучать конструкторов космических кораблей, как надо «кроить» летательные аппараты.
Вопрос. Откуда такая самоуверенность и зверская ненависть? Оказывается — то был заказ. Поступила команда «фас».
Анатолий Дмитриевич знал это. И возникла между ними вражда.
В. Канашкин(д), клеймивший ранее В. Лихоносова («Куда бежит Троха?»), очевидно, получил команду: В. Лихоносова оставить, переключиться на А. Знаменского.
Они схватились на одном писательском собрании. Это была битва титана и пигмея. Знаменский только — только от инфаркта отошел. После этой схватки ему становилось все хуже, хуже. А В. Канашкин(д) ходил с гордо поднятой головой.
В перерыве того собрания я подсел к Анатолию Дмитриевичу, стал успокаивать, уговаривать не волноваться. Мол, Канашкин того не стоит. Он взглянул на меня сердито. А когда я снова стал его уговаривать, он взглянул холодно и отчужденно. И выдал вдруг:
— Ты что не понимаешь, что происходит? По заказу шельмует. Триумф обрезанного духа! Талмудист самого гнусного пошиба. А косит под русского патриота…