— Прежде всего давайте установим, откуда пошел огонь, — сказал Коньков.
— Я на запани был, — ответил Боборыкин. — Не знаю.
— Старики говорят, огонь пошел с того бугорка, — Кялундзига прошел к возвышению на краю пепелища и остановился. — Отсюда пошел огонь. Здесь юрта Гээнты стояла.
Подошел Коньков к этому месту, расшвырял сапогом пепел; что-то вроде задымленной палки отлетело в сторону.
Капитан поднял ее; это оказался забитый пеплом обрезок от алюминиевого весла.
«Огонь в костре оправляют такой штуковиной, — подумал Коньков, — вместо кочережки».
Покопался в пепле этой палкой; вдруг какой-то странный неистлевший сучок привлек его внимание. Он нагнулся и поднял закопченную бронзовую трубочку с длинным мундштуком.
— Чья это трубка? — спросил Коньков.
— А ну-ка? — Кялундзига взял ее в руку. — Это Гээнты трубка. У него мундштук костяной, сам прожигал такое дело… Его трубка.
Коньков внимательно оглядел трубку, вынул складной нож и лезвием достал содержимое трубки — бурую смесь чего-то вязкого с золой. Коньков потрогал ее, понюхал и сказал:
— Странный запах. Что-то подмешано в табак.
— А ну-ка?
Кялундзига взял трубку, понюхал и сказал уверенно:
— Сок бархата подмешан. От семян.
— Для чего? — спросил Коньков.
— Крепость большую дает. И голова кружится.
— Это что ж, Гээнта такой табак курил?
— Нет. Гээнта — слабый человек. Такой табак сам не делал.
— Значит, кто-то дал ему эту штуку для курева, — сказал Коньков.
— Возможно, понимаешь.
Коньков посмотрел на Боборыкина, тот не уклонился, встретил его спокойным взглядом округлых, как у ястреба, желтоватых глаз.
— Где стояла лодка Гээнты? — спросил Коньков.
— Оморочка его стояла вон там, — указал Боборыкин на общую стоянку лодок.
— Он знал, что вы уезжаете на запань? — спросил Коньков.
— Знал. Я мотор заводил, а он с острогой стоял в в оморочке, во-он! У того омутка, — указал на противоположный обрывистый берег. — Ленка еще добыл. Говорит, талы[2] захотелось, — Боборыкин отвечал спокойно и держался солидно.
— Вы с ним выпивали с утра? Или он с кем-то другим выпил? — спросил Коньков. — Не знаете?
— Откуда вы взяли, что он выпивал?
— Продавец сказал, что утром он брал водку.
— Я не видел.
— И сами не пили?
— Нет, не пил, — Боборыкин усмехнулся: — Странные вопросы вы задаете.
— Странные! Как же у вас в лодке оказалась пустая бутылка?
Боборыкин замялся:
— У меня нет никакой бутылки. С чего это вы взяли?
— Пойдемте к вашей лодке!
— Пойдем.
Они вдвоем двинулись к берегу. Здесь стояла крашенная в голубой цвет, принакрытая брезентом моторная лодка. Коньков сдернул брезент; на дне, в кормовом отсеке, валялись какие-то мешки. Коньков поворошил мешки и достал пустую пол-литру с водочной этикеткой.
