Редактору отдела городской жизни местной газеты «Толедо блейд» двадцатишестилетнему Артуру Генри заезжий коллега понравился с первого взгляда. Он тут же поручает Теодору написать репортаж о забастовке трамвайщиков, предупредив, что это задание связано с опасностью — забастовщики могут избить его. В глубине души симпатии Драйзера на стороне забастовщиков, он понимает их тяжелое положение, сочувствует им, но его газетный репортаж хорошо сбалансирован и вполне удовлетворяет редакцию. С Артуром Генри они находят общий язык и проводят долгие часы в беседах. Но постоянной работы в «Толедо блейд» так и не находится, и Драйзер переезжает сначала в Кливленд, затем в Буффало и, наконец, в Питтсбург. Здесь ему повезло — его берут в местную газету «Питтсбург диспетч» репортером с окладом 25 долларов в неделю.
С первых же дней работы в Питтсбурге его поразил резкий контраст между бедными и богатыми районами города. Такой разительной нищеты ему не приходилось встречать даже в Чикаго, не видывал он и такой показной роскоши новоявленных богачей. Расположенные в возвышенной части города дворцы миллионеров Карнеги, Фрика, Фипса, Оливера выделялись своей вызывающей помпезностью, великолепием отделки, огромными зеркальными окнами. А внизу, у самой реки, ютились затхлые лачуги бедняков, которые работали на предприятиях миллионеров.
Наблюдая воочию за этими по идее взаимоисключающими друг друга, но в действительности неразрывно связанными между собой мирами, Драйзер лучше понимал, почему именно здесь недавно происходили кровавые стычки забастовщиков с полицией, почему отсюда начала свой марш на Вашингтон армия голодающих. Под впечатлением от всего увиденного он спрашивает конгрессмена Томаса Рида, вскоре ставшего спикером палаты представителей США, что он думает о марше армии голодающих на Вашингтон.
— Да это же настоящая революция! — восклицает возмущенный Рид. — И вовсе неважно, что именно явилось поводом для их недовольства.
Конечно, такие взгляды не могли найти отклика в душе Теодора, но именно в этом духе он обязан был писать свои статьи, если хотел сохранить работу.
— Никто из нас в своих материалах не касается положения рабочих, — предупредил его редактор. — Это дело специального репортера, а он знает, что писать. Здесь все фактически принадлежит стальным магнатам, и мы не можем нарушить их волю.
О положении рабочих писал Мартин, молодой человек с печальным выражением лица. Он откровенно рассказал Теодору о том, как вербовщики заманивают на заводы безграмотных крестьян из Европы, как у них отбирают последние гроши через заводские лавки, как используется церковь, чтобы держать рабочих в узде. Вместе с ним Теодор побывал в самых нищих районах города, посетил такие лачуги, каких он не видел за всю свою жизнь. Больше всего его поразили лица рабочих, отреченные лица людей, ничего в жизни не знающих, кроме тяжелого труда. Ему казалось, что они даже не отдают себе отчета в том, что именно их трудом создается сталь, из которой строят мосты и небоскребы, пароходы и железные дороги. Отупляющий, убивающий всякую мысль, непосильный, нечеловеческий труд был их единственным уделом.
