— Да придите в себя! — говорила, умоляя, m-lle Кристин. — Видите же вы, что это я? Выпейте воды. Успокойтесь. — И от волнения она лила воду из стакана на мою постель. Я уже начинала понимать, верить. Ужас мой проходил, и я уже с доверием держалась за ее руку, но достаточно было колебания огонька свечки, тени, пробегающей по ее лицу, чтобы цепкий страх опять накидывался на меня, как дикая кошка.
— М-lle! — кричала я. — М-lle! Почему вы смеетесь? Нет, это не вы! Почему вы смеетесь!
Конечно, она не смеялась.
— Зачем вы делаете гримасы? Нет, вы не обманете меня, нет.
Она догадалась одеться. Потом придвинула кресло к моей кровати и села. Так она была больше похожа на себя, и я успокоилась. И всю ночь она просидела рядом со мной, а я лежала с широко раскрытыми глазами, вздрагивая при малейшем шорохе, и чувствовала, как велик, пуст, несчастлив и страшен темный дом, как стоит Надин гроб в пустой, страшной церкви, как горят огни, как неподвижна и бесконечна ночь и как тяжело, жутко бьется мое сердце.
М-lle говорила почти без умолку и вдруг замолчала. Я оглянулась на нее и увидела, что голова ее склонилась и покачивается. Она задремала. И в то же время я увидела, что два больших окна нашей комнаты чуть-чуть поголубели, и за ними уже не было ночи, а было что-то мутное, что-то живое. Огонь свечи пожелтел и стал неприятным.
Я привстала и тронула m-lle за руку.
— Идите спать, дорогая… Ложитесь… Я теперь не боюсь.
— Нет, нет… — сконфуженно сказала она. — Я не спала. Я не устала.
Но она оглянулась и тоже заметила рассвет.
— Как мне совестно, — сказала я. — Я всю ночь мучила вас! — И я уже сама не могла понять: что же это со мной было? Как я могла поверить словам Аксиньи Егоровны? Ни тени страха уже не оставалось в моей душе, я была сконфужена, спокойна и ужасно утомлена. И, засыпая, я чувствовала себя в милом, родном, когда-то таком веселом доме. И ничего не было страшного, а было в нем только грустное, ласковое, как заплаканное лицо старого человека. Зачем Надиной маме искать Надю? Конечно, они теперь вместе, и им хорошо. Они так стосковались в разлуке!
На другой день Надю похоронили, а меня увезли домой.
