Я опрокидываюсь, переношусь, но куда и во что — об этом я представления не имею. Неизвестная сила выталкивает меня из мрачно мерцающей пустоты, я переваливаюсь куда-то, где есть расстояния, нет воздуха, есть очертания, но для обозначения всего этого нет понятий.
В сознание между тем проникает слепящий свет.
Все незнакомо, во всяком случае по сравнению с изначальным состоянием. Можно сказать и так, что на чувственном уровне весь универсум знаком до боли, но абсолютно незнаком понятийно. Сила придает моему движению направление. Она начинает выталкивать меня из бесконечности знакомого космоса. Этот сдвиг, выворачивание, смещение, перемена пространства для меня происходят впервые, впервые я обнаруживаю, что двигаюсь в заданном направлении. И многие вещи все же имеют свои имена. Пускай и не все. После жизни, богатой опытом понятийного мышления, я оглядываюсь на то, о чем, за нехваткой понятий, я не умею мыслить, ведь все происходит впервые. Смысл этих первопереживаний я постигаю, не прибегая к понятиям, но пользуясь опытом абстрагирования. Что вызывает во мне, говоря языком живых, вселенское изумление. Ибо сие означает, что абстрактное мышление возможно и за пределами понятийного.
«Впервые» и «в последний раз» — неотделимые состояния.
«Матери рожают, оседлав могилы».
Оглядываясь назад с этой ступеньки абстракции, я испытываю невыразимую радость оттого, что коллега Беккет действительно не ошибся. Моя мать родила мое тело, я же рожаю собственную смерть.
Света я еще никогда не видел и даже не знаю, как он называется.
Хотя Бога не видно и в универсуме света, все же свет — наиболее достоверное из уподоблений. Познавая его, я имел то забавное незначительное преимущество, что в предшествующей жизни был не только писателем, занимавшимся взвешиванием и оценкой слов, но еще и фотографом, то есть занимался светом.
Рассеянный свет исходит из отдаленного источника. Меня увлекает к нему та же сила, и, по мере все ускоряющегося приближения, обращенное вспять сознание постигает ее намерение. Эта сила соединит меня с ним. Моя смерть станет моим рождением. С приближением к нему меняется не качество света, а то, что он делается более ощутимым. Свет не прямой, размытый — как будто перед невероятной силы источником кто-то поставил матовое стекло.
Он преломляется о складчатые края овального отверстия.
Так видится внешний мир человеку, выглядывающему в ненастный день из глубины пещеры. Ему предстоит проделать еще большой путь — какой точно, он оценить не может. Путь ему неизвестен, он еще никогда не проходил его.
