— Прекрати! — требует она, когда к танцу секретарши для его увеселения присоединяется и уборщица. — Это уже не смешно. У тебя нет права насмехаться над этими людьми.
— Почему? Кто силен, тот и прав! Разве не по этому принципу живут люди в нашем мире?
— Но это никому не дает права унижать слабых, — грустно возражает она. — Я ухожу.
Она разворачивается к выходу, и он некоторое время провожает ее заинтригованным взглядом, а затем предлагает:
— Пообедаем? Я угощаю.
— Не желаю есть на ворованные деньги.
— Заплати ты.
— Оплачивать твою нездоровую тягу к роскоши я желаю еще меньше!
— Тогда не упрямься. Из двух зол положено выбирать меньшее.
* * *
Элитный ресторан — самый дорогой в городе. Неповторимое меню, французский повар, шампанское «Кристалл». Она безразлично ковыряет вилкой в своей тарелке, он ест с отменным аппетитом. Вокруг красива, как в сказке. Живая музыка, живые цветы и… живой вампир. За столом напротив…
— Тебя возможно поймать?
— Никто не ловил.
— Почему?
— У меня много лиц. Но никто никогда не вспомнит ни одного из них.
— Ты бессмертен?
— Все бессмертны — в широком смысле этого слова. Но тела наши бренны, увы, — вздыхает он безразлично, — Другое дело, сколько мы способны в них прожить.
— И сколько же ты способен прожить в своем теле?
— Вопросы возраста для меня столь же интимны, как и для всякой уважающей себя женщины. Но позволю себе заметить, что я уже значительно старше тебя.
Он ухмыляется и кладет себе в тарелку очередной кусок осетрины.
— Намного?
— Что есть «много» или «мало» перед ликом вечности? — разводит он руками, усмехаясь.
Он снова играет с ее интересом, водит за нос, разжигает любопытство и, похоже, не спешит погасить его своими ответами. Одно слово — вампир!
— Значит, так ты живешь? Банальный потребитель чужого труда. Праздно и легко, пока другие надрываются? — замечает она.
— А кто же тебя вынуждает надрываться, Олюшка? — елейно улыбается он.
— Необходимость.
— Необходимость, говоришь? Она ли? Или это делает страх? Что без твоих трудов праведных ты вообще никому не нужна? В тридцать лет ты впервые подумала об этом. И вот уже шесть лет эта мысль не оставляет тебя, не правда ли?
Он неспешно растягивает губы в циничной усмешке. Он доволен собой, его глаза холодны. Наивно ждать от кровососущего жалости, но он сделал ей по-настоящему больно, и она не сумела остаться равнодушной хотя бы внешне.
— А тебя подобные мысли не терзают, — констатирует она холодно.
— Нет. Я свободен от предрассудков и человеческих страхов. Поэтому я живу, как хочу.
