— В то время его тоже обзывали немцем?
— Совсем даже наоборот. Отдельные наши работнички, мыслящие заскорузлыми националистическими категориями, навесили на него ярлыки «большевик» и «белорус». Справедливости ради надо сказать, что Врублевский сам во многом виноват. Он мог бы относиться к людям помягче, быть с ними более человечным. Бывало, что кто-то из сотрудников отпрашивался с работы по причинам личного характера: семейные неурядицы, болезнь близких и так далее. Надо было с каждым побеседовать, войти как-то в их положение. Но для него не существовало никаких аргументов. Себе не давал послаблений и от других требовал полной самоотдачи. Завёл у себя в отделе настоящую, фигурально выражаясь, «прусскую муштру». Может быть, поэтому люди сразу поверили в эту фотографию?
— А ваше мнение? — спросил подполковник.
— Сам не знаю. Единственное, Что, по-моему, говорит не в пользу Врублевского, — так это неумеренное бахвальство своим героическим прошлым. Сколько можно вспоминать о партизанских отрядах, о боях на Черняковском плацдарме, в Камне Поморском? Он не уставал тыкать всем в глаза своими орденами, постоянно выпячивал тот факт, что награждён высшей воинской наградой — серебряным крестом ордена «Виртути Милитари». Это вызывало раздражение и злость у некоторых коллег, в особенности у тех, кто не мог похвастать военным прошлым. На каждом собрании или лекции, на торжественных мероприятиях по случаю национального, праздника Врублевский бесцеремонно лез в президиум на правах героя, имеющего три правительственные награды.
— Такой стиль поведения нередко характерен для бывших участников войны, которые никак не могут приспособиться к гражданской жизни.
— Согласен с вами, пан подполковник. Однако мне кажется, что именно так, а не иначе должен был бы вести себя и бывший гестаповец. Привычка к камуфляжу настолько глубоко въелась в его плоть и кровь, что он испытывал постоянную потребность убеждать людей в том, что он стопроцентный патриот. Поэтому многие, узнав, что под личиной «героя» маскировался бывший шеф гестапо в Брадомске, почувствовали злорадство. Именно этим объясняется жестокость травли, которую развернули против Врублевского сослуживцы.
— А может быть, патриотизмом и чувством гражданского долга?
Директор только развёл руками.
— Я мог бы долго распространяться на тему об их чувстве долга, но если бы Врублевский зарекомендовал себя в коллективе как «свой парень», то вся эта история не сразу бы всплыла на поверхность. Возможно, люди подумали бы, увидев фотографию, что это всего лишь удивительное сходство.
