– Тяжелый рубящий удар в основание шеи. Дремал в кресле… не проснулся. По горячим следам загребли наркомана из соседней квартиры. При обыске у парня обнаружены отмычка, тесак со следами крови потерпевшего и большое количество пропавших из квартиры вещей. Все понятно. И наркоша – простой как одноразовый шприц. Следствие продолжалось неделю, суд быстренько определил злодею пятнадцать лет, и все остались довольны. Кроме наркомана, разумеется, бизнесмена Придорожного и его вдовы с двенадцатилетним ребенком на шее.
– Ну и ну, – присвистнул Максимов. – Опять остаемся на бобах.
– На бабах, – деликатно поправил Вернер.
– Единственная зацепка – квартира на Войкова… – задумался Максимов. – Нелучшая зацепка. Слушайте приказ, коллеги. Требуются фонарь и универсальная отмычка. Ваше участие за сим закончено. Риск неоправдан, натерпелись. Дружно охраняйте Оленьку, и никакой щемящей справедливости. Сам разберусь.
– Ой, а давайте Венечка с вами пойдет, – предложила Оленька. – У него по боксу первый разряд, карате занимается…
Потенциальный рэкетир при звуках своего имени расправил плечи. Максимов вежливо улыбнулся:
– Спасибо, деточка. Два грузила на одной удочке – это, пожалуй, чересчур.
Финальная часть этой мутной истории происходила под покровом ночи. Не лунная была эта ночь. Облака громоздились точно льдины в половодье, смещаясь с запада на восток. Порывистый ветер сотрясал голые деревья, носил по аллеям мусор из разоренных помоек. Это тоскливое лиричное соло начинало раздражать. Замшелый пятиэтажный жилмассив на краю города он посетил в районе двух часов ночи. В искомой квартире – тьма сонная (везде тьма), а час назад он звонил, и никто не снимал трубку.
«Терентьева Агафья Климовна здесь больше не проживает, – в обмен на шоколадку объяснили днем его сотрудникам в жилконторе, – дряхлая бабушка. Проживает у сына в Кировском районе, а квартиру, возможно, сдает, мы не в курсе. Но квартплата исправно поступает». Загадочная квартира номер одиннадцать.
Он долго сидел в «аварийной» беседке на краю двора, курил заранее припасенные сигареты и с надеждой смотрел на окна – не моргнет ли. Моргать отказывались наотрез. В два часа двадцать минут набрался решимости, затоптал окурок и отправился наводить мосты.
Запашок кошачьей неожиданности характерен для любого российского подъезда, и концентрация его прямо пропорциональна совести поломойки. В данном подъезде речь не шла ни о совести, ни о поломойке. Обостренный нюх – вечный бич приличного сыщика. Максимов поднимался, зажав нос, стараясь не касаться лишний раз перил, страдающих опасным недостатком – незакрепленностью. Ко второму этажу пронзительная вонь поутихла, к третьему стало совсем неплохо – пахло плесневелой известью, и больше практически ничем. Не всякая кошка добредет до третьего этажа. Но света при этом не прибавилось. В подъезде отсутствовали не только лампочки, но даже цоколи.
