Мария Федоровна молча шевельнула головой.
- Возможно, еще при моей жизни. - Глаза Морозова беспокойно забегали. - Вон во всех университетских городах бунтуют студенты. Фабрики как пороховые бочки. А нет умного человека у руля государства. Слушаю ваших друзей... И все-таки будущее для меня - туман. Я уже собирался было, как Ермак, завоевывать Сибирь. Через своих людей разведывал места. Прикидывал: в Ново-Николаевске можно бы поставить большую фабрику. Хлопок далеко возить? Я бы - на льне. Там земля родит отменный лен. Я бы развернулся, подмял бы под себя мелкоту. И людям дал бы работу, пока... Пока фабрику не экспроприируют. Вон Горький называет меня "социальным парадоксом"...
- Горький... А он... А его нет в Москве? Не приехал?.. Кажется, собирался...
- Не видно, не слышно... Он бы к вам наведался.
- Обещал пьесу.
- Обещал, так напишет. Я в Горького верю. И меня наш театр удерживает в Москве. За границу уеду - тоскую. Не хватает воздуха. Дышу, как рыба на берегу. И в Сибирь не могу из-за нашего Художественного. Он ведь и мне родное детище. Чем могу - помогаю. Люблю вас всех. И за то ценю, что обходитесь без "высочайшего покровительства", высоко держите голову. А мои родственники готовы объявить меня сумасшедшим: "Савва транжирит капиталы!" Заболею - опеку мне на шею повесят, как двухпудовую гирю... - Подвинул полис поближе. - Берите. Поймите меня, ради бога.
- Хорошо. - Мария Федоровна выпрямилась в кресле. - Если мне доведется использовать...
- Доведется... У меня, - Морозов прижал руку к груди, - милая Мария Федоровна... весь род недужный. И мне не миновать. - Пощупал макушку, покрутил рукой перед глазами. - Чувствую...
У Марии Федоровны подступил комок к горлу.
- Только я не себе... Боже упаси... Отдам до копеечки... Вы знаете, кому и на какое дело. На наше святое, народное!
Морозов низко опустил голову, прошептал:
- Я этого уже не увижу. - Резко поднявшись, метнул лихорадочный взгляд в ее глаза. - Прошу лишь об одном: не забудьте моих стипендиатов, одержимых искусством, Вдова им не даст ни гроша. Оделите их. Всех до единого. Пусть доучиваются.
Поклонившись, вышел из гостиной такими же бесшумными шагами.
Мария Федоровна не могла произнести ни слова. Постояла, прижав к груди конверт с полисом, и медленно пошла к себе.
Села на мягкий пуф, обтянутый бархатом; провела пальцами по глазам.
Перед ней на туалетном столике стояла фотография. Горький! В черной суконной косоворотке. Обнял угол спинки стула. Длинные волосы откинуты со лба. Усы прикрывают уголки рта. Смотрит на нее.
