За те же двадцать лет, работая в экспериментальной дизайнерской студии Союза художников СССР (через нее прошли полторы тысячи художников со всей страны), я успел набрать немалый массив информации о состоянии городов, часто поверяя узнанное собственными впечатлениями на местах. Однако все это было и случайно и поверхностно. Как всякий опытный научный сотрудник, я умел удовлетворять собственное любопытство за казенный счет и, возглавляя сектор социальных проблем советской архитектуры во второразрядном НИИ, смог наладить исследование перипетий расселения в советскую эпоху. Нам отчасти удалось добраться до фактического материала, но это была тяжкая работа, ведь границы районов и областей перекраивались столько раз, что добиться сопоставимости расчетов было делом головоломным. Случались небольшие открытия. Так, удалось выяснить, к примеру, что одна только Рязанская губерния за десять лет между 1927 и 1937 годами утратила свыше 700.000 человек и что пустынная Мещерская сторона, столь восхитительно описанная Паустовским, не всегда была, а стала пустыней вследствие тотального истребления крепких хуторских хозяйств в пойме Оки. Удавалось организовать маленькие экспедиции в странные закрытые зоны, вроде сети мордовских лагерей вокруг Потьмы, где почти все десятиклассники твердо знали, что место их будущей работы — в охране. Удавалось разобраться, как живут люди в приграничных зонах. Все это было любопытно, но очень уж фрагментарно, да к тому же не могло быть речи о публикации материалов даже для служебного пользования, так как в институтском плане все эти работы вообще не значились.
В 1984 г. мне пришлось срочно менять место работы. Тогдашний директор маленького НИИ культуры Вадим Борисович Чурбанов рискнул предложить мне создать сектор исследования культурного потенциала городов и предоставил полную свободу действий. Собрав несколько одарённых молодых людей, я начал совместную работу с городскими властями Набережных Челнов, соседней с ними маленькой Елабуги и Тихвина, затерянного в болотах Ленинградской области. Идея вовлечения горожан в работу осмысления состояния города и его будущего была несколько экзотичной в глазах местных партийных начальников, однако времена были уже какие-то неопределённые, и нам не препятствовали.
С тех пор прошло уже 18 лет, так что впечатления того времени, наложенные на нынешнее знание, представляют определённый интерес.
Набережные Челны того времени являли собой прелюбопытное место. КАМАЗ на полном ходу, Автозаводский район выстроен согласно концепции двух московских институтов, его широкие проспекты и двухуровневые транспортные развязки создавались на дальнюю перспективу, и действительно они недурно выдерживают сегодняшний поток автомобилей. Общая схема землеосвоения — в условиях, когда земля не имела цены — была выполнена очень грамотно. Хуже обстояло дело с жилыми кварталами. Как всегда в тех случаях, когда проектирование ведётся издалека, внешними людьми, ими двигали сугубо формальные соображения. Коль скоро те же институты проектировали Тольятти и задали там сеть чрезвычайно крупных прямоугольных кварталов, ведущим специалистам попросту не хотелось повторяться
