Уговорила я его поехать на месяц к моей маме, в Украину. Мама моя старенькая и все время болеет – ей помощь нужна. Сели мы в поезд, до отправления несколько минут оставалось – и тут звонок. Поговорил он по телефону, а потом выскочил и убежал – к ней, естественно. Я – с девочками, с чемоданами – одна в поезде сижу и реву, а он даже не оглянулся, бросил нас – и делайте что хотите.
Приехала в Украину сама не своя, все мне не мило, сердце прямо в клочья рвется. Так мне стало тошно, так плохо, что я, грешница, не выдержала и решила одним махом со всем покончить – от боли нестерпимой, ревности и страха раз и навсегда освободиться. Все, думаю, хватит мне страдать, не могу больше и не буду терпеть – видно, судьба у меня такая.
Теперь даже и не помню, как я тогда влетела в сарай, как надела петлю на шею, как стала задыхаться, а потом как будто куда-то провалилась. Очнулась я в больнице, возле меня доченьки мои сидят, жалкие, испуганные, как воробушки нахохлившиеся. Увидели, что я открыла глаза, да как заревут… Тут я похолодела от ужаса. Как же я могла решиться своих девочек оставить, так напугать моих любимых доченек? Нет и не будет мне прощения за мою глупость! И все из-за мужика какого-то, вот дура-то! Это они, маленькие мои, золотки мои, заметили, как я вбежала в сарай, подняли крик, и меня успели спасти.
Из больницы я выходила, приняв твердое решение: распрощаться с мужем раз и навсегда и выкинуть его из головы, как будто никогда его и не было, попробовать заново все начать и жить для своих детей. Но сердце все равно болезненно сжималось, стоило мне подумать о муже и его любовнице, а думала я часто, ведь сказать – это одно, а сделать – это совсем другое.
И вот пошли мы как-то с детьми к Днепру. Девочки играют, а я на траве сижу и смотрю на них. И вдруг вижу, бабуля старенькая идет, в руке у нее палка, на которую она тяжело опирается. Думаю, наверно, милостыню собирает, ведь нынче, куда ни глянь, нищих очень много. Полезла я за деньгами и, когда она проходила мимо, стала ей совать в руку гривны. Смотрю, она смеется, да так приятно – смех у нее, как у девушки, звонкий, красивый. “Что, за нищенку меня приняла? – улыбнулась старушка. – Конечно, вам, молодым, все старухи жалкими кажутся. А я ведь не нищенка, да и деньги у меня водятся. И вообще, видно, мою бабку Сам Господь хранил – тридцатые вон пережили лучше многих, в войну не голодали. И то, ведь род-то наш много Богу молился, да все больше не за себя, а за других”.
