Сперва мне никто не открывал, потом все-таки открыли. Передо мной стояла теткина прислуга, она спросила меня, что мне нужно, и, узнав, что я являюсь племянником хозяйки, не впустив меня в дом, ненадолго ушла, видимо для того, чтобы оповестить тетку о моем приходе. Наконец меня впустили и провели через комнаты в очень богато обставленную гостиную. Мне предложили подождать, и вскоре открылась резная красивая дверь, из которой вышла удивительно прекрасная дама. Некоторое время она молча разглядывала меня своими черными глазами, потом подошла и поцеловала меня в висок. Не спросив, зачем я пришел, тетя Аглая провела меня в столовую, и мы тут же приступили к еде. На столе был серебряный самовар, а в хрустальных розетках разное, очень вкусное варенье. Маленькие розовые пирожные таяли во рту. Большая хрустальная ваза была полна разных конфет. Обилие невиданных яств меня поразило. Дома мы голодали, и даже хлеб видели не всегда. Не знаю, как так вышло, но я уснул прямо за столом. Видимо, сытная еда разморила мой ослабленный организм.
Проснулся я на огромной кровати, которая находилась под бархатным балдахином. Я с удивлением разглядывал подушки и простыни в кружевах и атласных лентах. Потолок и стены были обделаны фигурной лепниной, а у зеркал в золоченых рамах стояли крылатые гипсовые ангелочки.
Одевшись, я спустился в столовую, так как мне очень хотелось снова увидеть богато заставленный стол и отведать этой вкусной еды. После сытного завтрака моя тетка решила со мной поговорить. Она не спрашивала меня ни об отце, ни о маме. Ее разговор носил какой-то поверхностный характер. Тема сменялась другой темой, и вроде как говорили мы с ней ни о чем. Но тогда я еще не знал тонкого ума своей тетки, все, что ей хотелось узнать, она узнала из моих нескольких фраз. Домой она меня не отправила, и я остался у нее на вторую ночь.
Утром следующего дня тетка Аглая сказала, что она через свою служанку уведомила моих родителей, что я пока поживу у нее, а я в это время смотрел на конфеты и думал, что обязательно утащу хотя бы парочку для мамы и больного отца. Сейчас, спустя многие десятилетия, я понимаю, что за тот месяц, что я прожил у тетки, она ко мне сильно привязалась, ведь у нее не было своих детей. Днем мы ездили с ней по магазинам и в театр, у меня появилось много добротных и красивых вещей. В кондитерской, хозяином которой был француз, я объедался сладостями и пирожными, которые просто таяли у меня во рту. Тетка хорошо играла на фортепиано, а я, пожалуй, впервые видел этот инструмент. Музыка мне нравилась, и я подпевал ей, а она смеялась, и мне, вернее нам, было вдвоем очень хорошо. Как-то мы сидели с ней у камина, и она сказала: «Ты ведь наверняка пришел ко мне попросить денег, вернее, тебя за этим ко мне прислали, но ты почему-то об этом до сих пор молчишь». От этих слов мне сделалось так жарко, что я сильно покраснел. Говорить я не мог, мне было стыдно. Находясь у тетки, я осознал, насколько она богата, насколько нищие мы. Но, чтобы там о ней плохого ни говорили, она казалась мне не просто женщиной, а каким-то божеством. Не знаю, как так вышло, но я разревелся, и, к моему изумлению, заплакала и она. Мы сидели обнявшись и хлюпали носами, и в тот момент между нами была какая-то невидимая нить, от души к душе. И тут она заговорила. Не знаю, возможно, потом она и пожалела о своем странном рассказе, но в тот момент ее, видимо, нельзя было остановить. Такое бывает, когда одинокий человек долгое время держит в себе какую-то тайну, эта тайна рано или поздно может прорваться.
