Источником моих бед было очень плохое знание русского языка. Дело а том, что за лето и осень сорок пятого года я ничего не только не прибавил к своим знаниям, но и многое позабыл. Когда я пересказывал из «Родной речи» рассказ, весь класс хохотал, потому что у меня получалось, что не волк пытается съесть жеребенка, а наоборот. Соответственно я сильно комплексовал. По арифметике никакой задачи я не мог решить потому, что не понимал их содержания.
Мое желание учиться хорошо было безмерно. Совсем недавно в ауле я был «звездой». Здесь же, в городе, меня топтали и учителя, и ученики, давая понять, что я безнадежно тупой. Не помню, как и почему меня перевели в третий класс. Кажется из‑за уважения к отцу, который зарекомендовал себя в моей школе строгим родителем. Меня в школе постоянно пугали им.
Не знаю, кем бы я стал и вообще как сложилась бы моя жизнь, если бы все это продолжалось и далее. Был я ребенок впечатлительный и воспринимал отношения ко мне учителей и отца как кошмарные. Я был загнан в замкнутый круг. Понимал я русский язык — тот, на котором были написаны учебники, и на котором говорили учителя, — процентов на двадцать пять — тридцать. Это непонимание учителя и отец воспринимали как тупость и лень. Сам я стеснялся признаться в том, что не понимаю сам язык, на котором надо решать задачи и читать, потому, что это непонимание принимал как
следствие своей тупости. В последнем не хотелось признаваться, и таким образом круг замыкался.
В третьем классе очередной учитель избавился от меня, переведя в параллельный класс. И вот здесь судьба сжалилась надо мной и свела с человеком, изменившим отношение школы ко мне и мое отношение к школе.
В очередном для меня новом классе меня посадили рядом с мальчиком, резко отличавшимся от всех. С большими голубыми глазами и маленьким носиком, чистенький, с белым воротником, он скорее походил на девочку, чем на мальчика. На перемене многие норовили подстроить ему какую‑либо каверзу.
Была в том классе одна особенность: ребята постоянно боролись, определяя, кто сильнее. Моя аульская жизнь, лишившая меня равных с одноклассниками стартовых условий в учебе, дала в физическом развитии явное преимущество. В дошкольном возрасте я мог на дядиных ездовых лошадях скакать галопом без седла, переплывать речку… Не удивительно, что в турнирах по борьбе я часто выходил победителем и зарекомендовал себя одним из самых сильных в классе.
Это дало мне возможность защищать своего соседа по парте от нападок его обидчиков. Взамен он стал мне давать списывать домашние задания, для чего мы с ним приходили на занятия раньше времени и уединялись или в подвале, или за школой, или в свободном классе. Кроме того, мой новый друг, звали его Леня, приносил великолепные бутерброды — белые булки с маслом и с икрой — и целиком отдавал мне. Чтобы понять, что это для меня значило тогда, надо помнить, что шел голодный сорок седьмой год.
