Сегодня это может показаться странным, но тогда, в двенадцатилетнем возрасте, я не знала ни одной незамужней женщины с ребенком. Брак считался необходимым условием для появления малыша. Мы с Энн хоть и были озадачены чувствами, которые присутствовали в этой истории, но прекрасно понимали, какой это позор в Англии 1940 года, когда одинокая девушка рожает ребенка.
— Она не могла иметь ребенка, правда? — сказала Энн. — Ты же понимаешь.
Я понимала. Что бы она с ним делала? Невозможно было представить незамужнюю Элси, толкающую перед собой коляску по улице деревни. Вне всякого сомнения, мистер Моррелл отказался бы крестить младенца или был бы вынужден совершить обряд втайне.
— Зачем она это сделала? — спросила я.
Под «этим» я имела в виду половые отношения, которые привели к беременности. Энни не могла объяснить. Фактическую сторону секса мы представляли более или менее точно, но ничего не знали о чувствах и почти не догадывались, что они тут тоже присутствуют. Мы считали, что сексом начинают заниматься из любопытства, чтобы понять, что это такое. Личность партнера казалась нам неважной, и мы ничего не знали о существовании желания. Поэтому поведение Элси ставило нас в тупик: мы понимали, что человек может желать «этого» — и даже признались друг другу, что хотели бы по крайней мере раз в жизни попробовать «это», — но для нас оставалось загадкой, как можно предпринимать такой ответственный шаг без должной подготовки и мер, предотвращающих зачатие.
Колодцем больше никогда не пользовались. Не знаю, откуда фермер брал питьевую воду, но в 1941 году подключиться к водопроводу было невозможно. Наверное, где-то поблизости имелся насос. Мы с Энн протискивались сквозь живую изгородь и забирались на территорию фермы, чтобы заглянуть в глубокую зеленую дыру. Стыдно признаться, но на некоторое время игра в Элси вытеснила игру в Марию Стюарт, и мы представляли, как Элси идет по дороге, видит колодец и прыгает в него. Эту сцену мы разыгрывали в саду Энн, и роль колодца исполняла яма, некогда служившая погребом.
Дождливым утром на собрании в школе, когда обычно поют «Летнее солнце сияет», этот гимн заменили более подходящим, изъяв из нашего репертуара куплет, который нам так нравился. Хотя в январе 1941 года строки:
Лондон в огне, Лондон в огне.
Вызывайте пожарных, вызывайте пожарных.
Пожар, пожар. Пожар, пожар.
Лейте воду, лейте воду… —
выглядели бы дурным вкусом.
Я уезжала домой только на Рождество и вернулась в «Лорел Коттедж» к началу нового семестра. В нашем пригороде после отбоя воздушной тревоги дети выбегали на улицы и собирали осколки зенитных снарядов. У меня была превосходная коллекция, которую я продемонстрировала Энн. На Рождество в отпуск приехал мой дядя Джеральд, Фрэнсису исполнилось четырнадцать, а Иден, к всеобщему изумлению, объявила о намерении записаться в женскую вспомогательную службу военно-морских сил. Вера более или менее примирилась с этим и к моему возвращению уже излучала оптимизм. Или делала вид.
