Она протянула руку. Захар Константинович Зотов обнаружился сразу, как бы возник из воздуха, и подал золотую с бриллиантами табакерку, украшенную портретом Петра Первого. Екатерина взглянула на портрет, щёлкнула указательным пальцем, унизанным несколькими кольцами, по крышке, взяла щепотку табаку, понюхала, чихнула, глаза её просветлели.
— Надо немедля поручить графу Александру Андреевичу скорейшие сношения установить с Махмуд-пашою Скутарийским через Триест и Венезию, дабы его склонить к отделению от султана, и оказать ему нужное вспоможение против турок, да Алексея Григорьевича Орлова-Чесменского вызвать сюда — придётся ему эскадру вести в Архипелаг. Послу нашему в Швеции графу Разумовскому написать, чтобы остерегался коварства короля шведского.
Она подумала, постучала пальцами по туалету.
— Ещё надобно Аль-коран на арабском языке напечатать и размножить среди киргизов и прочих мухаметан. Заготовьте указ, чтобы по всей границе восточной строили мечети, муфтиям[5] выдавали жалованье.
Неожиданно она улыбнулась:
— Это не для умножения мусульманства, а для поимки на уду кого нужно… Ну, в Москве что?..
Храповицкий развёл руками:
— Примечательного ничего. Генерал Еропкин доносит, что московское дворянство поступками короля шведского весьма недовольно и в Аглицком клубе…
Императрица вдруг встала, не дав закончить причёски, быстрыми шагами прошла в спальню и вернулась, держа в руках печатные листки.
— Вам известно сие издание?
Храповицкий наклонил голову:
— Да, «Вечерняя заря», господином Новиковым издававшаяся…
— А вы читали, что здесь написано? — Она обернулась, — Мария Саввишна, подай мои окуляры.
Перекусихина принесла большие очки. Екатерина надела их и прочла вслух публикацию:
— «Молодого поросёнка, путешествовавшего по чужим странам, чтобы получить образование, и возвратившегося совершенной свиньёй, можно будет видеть без денег на всех улицах столицы».
— Ведь это он и ранее печатал в «Трутне».
— Далее, как вам нравится такое письмо?
«Из города М-вы нам сообщают, что там на пять тысяч жителей-дворян находится более нежели десять тысяч человек парикмахеров, камердинеров, поваров, слуг и служанок, которых господа питают и одевают богато за счёт глада и наготы несчастных и грабимых ими земледельцев».
Императрица повернула лист:
— А здесь изображена лавка модная и француженка перед ней, говорящая: «Одна наша лавка может разорить в году до ста тысяч крестьян». Далее там же напечатано: «Мы увлекаемся некоторыми снаружи, блестящими дарованиями иноземцев, мы становимся их обезьянами и начинаем презирать и ненавидеть всё русское: наше прошлое, добрые свойства нашего народного характера, наш язык — речь наша до того испещрена иностранными словами, что если мы не примем против этого сильных мер, то российский язык никогда не дойдёт до совершенства своего…»
