Ну не удалось нам осуществить перестройку- , подумаешь, – открытие сделал товарищ Рыжков!
Дальше что? Что будем делать? Конкретно? Такая игра в "конкретивизм" четко уловила настроение большинства, его воинствующий антиинтеллектуализм, его почти врожденные бюрократические рефлексы. "Что тревожить отца-государя?!" На самом деле, любому серьезному политику, любому ответственному человеку ясно, что, не признав ошибочной стратегию реализации перестроечной линии Горбачева, именно всю целиком, невозможно искать выход из сложившейся ситуации. Почему мы зашли в тупик? Вот главное, вокруг чего должна была бы развернуться дискуссия на Съезде, который в этом случае сумел бы отстоять свой интеллектуальный авторитет. По большому счету в этом были заинтересованы все – и правые, и левые, поскольку тугодумие Съезда угрожало его авторитету, угрожало ему именно как структуре власти. Но это было за пределами возможностей собравшихся в зале людей. Интеллектуальный поединок нужен был и самому Президенту, но и он ушел от этого и тем самым проиграл основные, ключевые позиции. Эту слабость мгновенно уловил Ельцин, в результате чего уже не Горбачев, а Съезд, Верховный Совет СССР, так называемый "центр" был обвинен в интеллектуальной несостоятельности. Был задан убийственный вопрос: "А под что вы хотите брать чрезвычайную власть?" И этот вопрос остался без ответа. В ходе Съезда вышло обращение пятидесяти, вполне подтвердившее тот факт, что Горбачева сдвигают в сторону "хэппи-энда": Вы-де, мол, Ваше Величество, – гений, перестройка – чудо из чудес, и надо ее просто дополнить введением чрезвычайного положения, вот и получится "хэппи-энд". Разделяя чувство авторов письма по поводу надвигающейся катастрофы, никак не могу согласиться с такой постановкой вопроса и в силовой "хэппи-энд" никогда не поверю.
Дело в том, что Горбачев сегодня еще имеет авторитет творца перемен. Его капитал – совсем в ином банке, нежели капитал остальных "архитекторов". Он имеет право даже на такую страшную ошибку, как неверный выбор стратегии, в случае, если у него хватит сил продолжать борьбу. Ближайшая аналогия – поражение Петра I под Нарвой. Но представим себе, что Петр не подвергает жесточайшей критике причины нарвского поражения. Что он не меняет все в корне, да, именно все – от принципов построения своей политики до кадрового состава, что он по-прежнему совещается с герцогом де Крои. Это, естественно, не позволяет обществу осознать масштабы опасности и причины сложившейся ситуации. Тогда – и только тогда – Петр гибнет, поскольку инициатива им потеряна, новых принципов действий нет, да и энергия уже не та, желания спорить с оппонентами поубавилось, а славословие (в этой – чудовищной ситуации!) им допускается. В этом случае он превращается из Петра I в Бориса Годунова, а в стан самозванца потянутся перебежчики, и никакими новыми регалиями, властными полномочиями и чрезвычайными мерами дела тут не исправишь. Это – конец.
