— Не стоит. Я знаю. Мы знаем. И, тем не менее, мы полагаем, что естественный риск неизбежен в такого рода мероприятиях. В любом случае он меньше, чем вероятность прямого военного поражения при новом витке схватки с коммунистами. Эта неприятная ситуация выбора меньшего зла — увы, прямое следствие неразумной и недальновидной политики империи в последние годы…
— Надеюсь, вы не хотите обвинить меня в этой политике? — саркастически осведомился Черчилль. Теперь он и в самом деле был похож на сердитого бульдога.
— Ни в коей мере, — протестующе поднял вперед-вверх пустые ладони Эттли. — Я вполне искренне готов признать, что вы всеми силами стремились исправить просчеты ваших предшественников. И до недавнего времени ваш путь был единственно верным и адекватным. Но он увенчался неудачей и поражением. В этом нет вашей персональной вины, зачастую судьба весьма причудливо сдает карты. Но это факт, и пора менять образ действий.
— Ваши предложения? — отрывисто спросил Черчилль. — Капитуляция?
— Не играйте словами и эмоциями, Уинстон, — жестко произнес Эттли. — Не капитуляция, а выигрыш времени. Мирный договор с коммунистами, некоторые уступки американцам, ваш уход с политической арены.
Черчилль приподнял бровь.
— Да, Уинстон, — терпеливо продолжал Эттли. — Мы все весьма уважаем вас, но смена политического курса должна сопровождаться сменой лиц. Нации нужен новый лидер, который поведет ее к новому будущему. Вы сможете и даже более того, просто обязаны активно участвовать в созидании этого будущего. Но уже в более… частном порядке.
— В частном порядке… — повторил премьер. — То есть мне будет позволено появляться на торжественных мероприятиях, произносить дежурные речи и изредка выступать с громкими требованиями крови. Чтобы по контрасту со старым безумным милитаристом ваш новый курс казался еще более мирным и замечательным. Я ничего не упустил?
— Мне кажется, вы слишком тенденциозны, — тонко улыбнулся Эттли. — Не сомневаюсь, что ваш опыт и знания еще не раз будут востребованы Британией.
— Значит, мероприятия и речи, — деловито подытожил Черчилль.
Посол слегка пожал плечами, всем видом выражая скорбь от такого вопиюще неправильного толкования его слов.
— Думаете, у вас получится выбросить меня на обочину? — спросил Черчилль почти без паузы.
— Возможно, не получится. Но если вы не проявите понимания и готовности к сотрудничеству, мы постараемся. Очень постараемся. Не преувеличивайте свои силы. За вами военные, Ее Величество и некоторые представители капитала. Но и мы сильны. Рано или поздно мы вас победим. И от лица всех нас я еще раз убедительно, почти смиренно прошу — отнеситесь с пониманием к сложившейся ситуации и своему долгу.
