– Стоп! – крикнул Щербатый. – Никуда не годится. Ты же должен был ее ударить.
– Она будет плакать…
– Ты лучше о себе заботься. Сниматься хочешь?
– Хочу.
– Тогда не халтурь, а делай, что тебе говорят.
И все повторилось заново. На этот раз я здорово приложил Даке. Она завопила и с ревом кинулась в темноту зала.
– Стоп. Хороший дубль! – завопил Щербатый.
Девица с черной хлопушкой вылезла из-за камеры ужасно злая.
– Ты почему переврал текст?
– Я не перевирал.
– Как это? Вместо «не трогай эту загородку» сказал «не трогай этой загородки».
– Потому что так правильнее.
– Пан сценарист! – крикнула девица. Толстяк поспешно приблизился. Выслушал жалобу и почему-то раскипятился.
– Я не позволю искажать текст. Безобразие! Мало того, что платят гроши, еще и не считаются.
– Послушайте, – примирительно сказал я. – С отрицанием употребляется родительный падеж, а не винительный. Это, наверно, машинистка перепутала.
Пан сценарист закрыл глаза, пошептал что-то, проверяя падежи. А потом делано рассмеялся:
– Ты прав, герой. Машинистки в кино – особая статья. Говори, как тебе проще.
И, кажется, опять хотел погладить меня по голове, но передумал. Стал рассказывать девице, как его сочинения корежили в издательствах, даже в заграничных, мимоходом упомянув о наградах, которые неоднократно получал.
На третий раз я вроде сыграл правильно, потому что Щербатый весело крикнул:
– Спасибо. Мне нравится. А тебе?
– Нашему брату всегда все нравится, – без энтузиазма ответил бородатый оператор и потянулся за термосом.
Тут я заметил между какими-то перегородками Лысого, то есть режиссера; рядом с ним на стульчике сидела недовольная блондинка в странном пластиковом комбинезоне, сквозь который все просвечивало. Быстро поплевав сухими губами, режиссер сказал:
– Не то. Безнадега. Ничего он не может. Щербатый, который окончательно на мне зациклился, подошел и сказал очень вежливо:
– Я не согласен, пан Войцех. У него специфическая внешность, вылитый Птер.
– Много вы понимаете! – завопил режиссер. – Банда лоботрясов! Все я за вас должен делать!
– Войтусь, – сонно протянула недовольная блондинка. – Тебе нельзя волноваться.
– Я вообще прекращу съемки. Группы нет, актеров нет, текста нет! Надоела эта самодеятельность!
– Прошу прощения, а какие у вас претензии к тексту? – с обидой вмешался толстый сценарист. – Вы его сами тысячу раз переделывали. Я просто не узнаю своей книги.
– Потому что это дурацкая байка для безмозглых детишек.
– Ну, знаете!
