– Как же мы будем искать? Сперва нужно из вашего сада выйти.
Серебристый старичок погрозил мне пальцем и запел добродушно:
– Ой, ты тоже хитрющий. Я вас отпущу, а меня паныч Терп выгонит взашей.
– По-другому никак нельзя. Мы тихонько, без шуму, на цыпочках. Никто не узнает.
– Ой, чего-то тебя в краску бросило. Ты, часом, не врешь, зайчик?
– Нет так нет, – обиженно сказал я.
– Ишь ты, нравный, как наш Винцусь. – Старичок подошел ко мне и тяжело опустился на колени. – А не обманешь старого человека?
– Вы что? Я себе не враг. Старичок со вздохом открыл капкан:
– Ну, с Богом, зайчатки.
И все-таки, видно было, освобождать нас ему не хотелось. Особенно долго он возился с силками Себастьяна. Кряхтел и постанывал, свободной рукой похлопывая пса-изобретателя по жесткому заду. Наверно, просто жаль было выпускать на свободу такого великолепного зверя.
Мы опрометью кинулись к ограде. Наша поспешность встревожила старика.
– Погодите, аманы. Хоть бы спасибо сказали. Куда вас несет? Поговорим чуток про жизнь.
Но мы уже были по другую сторону ограды.
Поднялся какой-то странный предвечерний ветер. Большие деревья страдальчески гнулись, громко шелестя тяжелыми от листвы ветвями. Красные отблески последних лучей солнца сновали по мокрой траве, как огромные белки.
Задыхаясь, мы выбежали на проселочную дорогу, которая вела через луг к реке.
– Вырвались, – сказал я, жадно глотая смолистый воздух.
Себастьян молчал, низко опустив голову. Казалось, он обнюхивает иссохший придорожный мох. Я ткнул его в бок, похожий на стиральную доску:
– Что случилось? Себастьян?
Он очнулся и заморгал полными слез черными глазами.
– Sorry. Задумался. Все в порядке.
– Себастьян, что все это значит? Там, в усадьбе, ты дрожал, как смородинное желе. Едва на ногах стоял, я прекрасно видел.
Пес-изобретатель нетвердым шагом двинулся вперед, тяжело ступая огромными лапами по колеям, полным рассыпчатого, как зола, песка.
– Пустяки, старик. Что-то я расклеился. Видать, день такой.
Я понял, что он ничего больше не скажет. Солнце пряталось за горизонт. Мы шли в темнеющем воздухе, где, как в нагревшемся за жаркий день пруду, чередовались теплые и холодные слои.
Из-под куста шиповника кто-то поднялся. На фоне алюминиевого неба возник знакомый неопрятный клюв с прилипшими ячменными зернышками.
– Эй вы, недотепы,– проскрипел петух. – Померяемся силой?
Себастьян притворился, что не услышал вызова. Цыпа поплелся за нами по обочине.
– Может, вам здесь не нравится, а? – настырно допытывался он, преодолевая отвратительную икоту. – Может, вы нам вообще делаете одолжение?
