- Подумай, - обращался Лайнаумэ к Мякишеву, - ты о нас заботишься? Или иначе ты не умеешь заработать на жизнь?
Ладыкин не вмешивался. Он все передоверил Мякишеву. Его интересовали только методы исследования. Он был специалист по методикам.
- Неужели можно защищать кентавров и губить людей? - спрашивал Лайнаумэ.
Само собой, Мякишев всячески подчеркивал свою значительность. Мне он попросту рта не давал раскрыть и всячески показывал синеокам, что единственное мое назначение среди людей - оттенять его персону. Он держался с синеоками как полномочный представитель человечества в целом.
- А обязательно, чтоб была суета вокруг нас? - спрашивал Лайнаумэ, глядя в лицо Мякишеву. - Нельзя просто жить рядом - синеокам и людям?
Потом произошло вот что.
У Мякишева появилась новая аспирантка, из Якутии. Все заметили: в одной, в другой работе у Гали - информация, какой ни у кого не было, близко ничего подобного не было; скорее всего, синеоки сами ей помогали (пожалуй, это делал Лайнаумэ). Понятное дело, мы насторожились, ждали, как поведет себя Мякишев. Он объявил концентрацию усилий на решении задач, важных для практики, и переменил Гале тему, а ее материалы отдал в соседний сектор. Галя начала новую работу, но ее стали мучить бронхиты, затем плеврит, затем осложнение на сердце, и родной якутский климат сделался ей, по заключению врачей, противопоказан.
Было лето, снова был июль, когда синеоки начали пропадать. Они просто исчезали, один за другим. Бесследно. Их становилось все меньше и меньше.
Не то чтобы Мякишев заволновался; я ему много раз говорил, он отмахивался: куда они денутся! Я приходил к нему снова, он меня успокаивал: куда они денутся, дети малые! Мякишев готовил доклад о синеоках для конференции по использованию природных ресурсов и не хотел отвлекаться. А самому мне общаться с синеоками он строго-настрого запретил. Я даже не имел права выйти без Мякишева в сопки. Конечно, сейчас я бы все волосы вырвал на своей голове, если б они были. Но тогда чувствовал себя соответственно своему положению при Мякишеве: бесправный аспирант, и только, а Ладыкин был далеко и, сами понимаете, высоко. Наконец Мякишев уступил; мы отправились искать Лайнаумэ.
И вот опять теплым и влажным днем мы шли наудачу в сопки. Облака у горизонта и солнце на ярко-синем небе. Мы поднялись по тропе среди лиственниц к тому самому месту, где когда-то впервые встретили Лайнаумэ. И увидели его. Он ждал нас.
