Владычица сама не знала, что чувствовала при этой мысли.
Пошла вдоль колоннады, опоясывающей тронный зал, открывающей его всем ветрам. Небрежное движение – и на месте свободных, ограниченных лишь колоннами проемов – белые стены. Она не хотела быть открытой. Не хотела смотреть на город. Ей нужны были хоть несколько минут тишины и одиночества. Подумать. Понять.
Вспомнить.
Окинула взглядом собравшийся в зале Совет. Ставшие родными, знакомыми лица. Она знала их всех: вот начальник стражи, охранявший ее покой еще до свадьбы, когда младую деву впервые привезли во дворец. Вот лекарь, когда-то сумевший взглянуть в ее глаза и сказать владычице, что единственный сын ее родился мертвым, что других не будет. Вот старый глава тайной службы, на протяжении долгих лет присоединявшийся к царственной чете за завтраком, вместе со своей сухой, ироничной манерой докладывать и неизменной потрепанной папкой. Или являвшийся ночью под дверь спальни, балансируя чашками с ароматным коффее и всем своим видом говоря, что его величеству лучше бы поскорее проснуться и начать обращать внимание на дела царства…
Знакомые лица. Закрытые, непроницаемые, похожие на те же стены. Хэйи-амита резко развернулась и вышла, оставляя за спиной пустой трон.
Она буквально летела. Оплетали бедра тяжелые шелка юбок. Царица, кто ты? Что помнишь о своей жизни? Что знаешь, кроме этих коридоров и этих лиц?
А в саду… в саду голова кружилась от сладкого аромата горных цветов. По стенам карабкались ледяные розы, завивая решетки террасы, отсекая остальной мир. Хрупкие, белоснежно-холодные цветы, бледная синева листьев, льдинки шипов. Хэйи коснулась рукой прохладного лепестка. Мысль-просьба к растению, что поливала и кормила столько лет, – и в ладонь лег не срезанный, сам себя подаривший цветок. Поднесла к лицу. Вдохнула.
Она помнила…
…Пряный запах степных трав, горечь ковыля, объятую весной равнину. Молнией летела молодая кобыла, неся на себе дитя рода людского. Как била по лицу грива, как переливались под коленями лошадиные бока, как пело сердце дочери степей! Не путали шелка ее ног, не сковывали рук тяжелые браслеты. Жестки и непокорны были ее волосы, не знавшие тогда смягчающих бальзамов, обветрено лицо, грубы от работы руки. Смертная девчонка, дикая, пьяная молодостью, волей, ветром. Такой увидел степнячку у водопоя царь дэвир, когда приехал к ханам говорить о мире. Такую украл черноглазый владыка и увез далеко, спрятал за крепкими стенами, укрыл в высоких палатах, запер за серебряными да узорными решетками.
